* * *

Вести трех коров в поводу было неудобно, одна споткнулась — сразу все с хода сбились и в кучу смешались. Зато пересаживаться можно чаще и гнать быстрее, то на то выходит.

Путник ненавязчиво, но неотступно ехал чуть в стороне. Нетопыриха быстро и мягко перебирала лапами, будто плыла над травой, не выказывая усталости. Жар весь иззавидовался — вот бы на такой зверюге прокатиться! С детства мечтал.

Альк сидел у вора на плече, с противоположной путнику стороны, и тихо ярился, но поделать ничего не мог: без Крысолова друг его попросту не услышит.

— И как только тебя Рыска терпела? — не выдержал вор через лучину. — Отрастил когти, как у орла, еще и впиваешься постоянно! Давай их тебе подстрижем, а?

— Я тебе тогда пальцы подстригу.

Жар покосился на путника и вкрадчиво шепнул:

— А может, к нему пересядешь?

Альк скрежетнул зубами, но передвинулся ближе к шее, на более плотный воротник.

До темноты похитителей так и не догнали, пришлось становиться на ночлег — где попало, в заболоченном леске: по одну сторону дороги вода под копытами чавкает, по другую вроде сухо, но все равно гнильем пахнет и осока там-сям растет.

Путник вел себя как ни в чем не бывало, наравне с Жаром расседлывая скотину и собирая хворост. Со стороны казалось, будто на полянке хозяйничают давние приятели, понимающие друг друга без слов.

— Кончай подлизываться! — не вытерпел Альк, упрямо не слезающий у вора с плеча. Хотя все прекрасно понимали, что если бы Крысолов захотел — отобрал бы.

— Ты кому? — не понял Жар.

— Мне, кому ж еще. — Путник отряхнул ладони от крошева коры и достал из кармана кресало. — Это ж я во всех его несчастьях виноват.

— Не передергивай!

— Да помню я, помню. Я — мерзкий предатель, а ты — образец для подражания.

— Ты — предатель. Я — не образец, — медленно, с расстановкой сказал Альк, показывая, что заметил ловушку: если сгоряча подтвердить все скопом, выставишь себя самовлюбленным дураком, если опровергнуть — вроде как простил обидчика.

— Не поймал, — с сожалением признал Крысолов. — Кстати, можешь спуститься. Толку мне с чужой «свечи».

— А что, есть разница? — встрепенулся Жар. Альк тоже с любопытством выглянул из-за его шеи: он этого не знал. В связке гораздо чаще менялись «свечи», а не путники.

Путник затянул с ответом, раздувая пламя, и выпрямился, только когда оно достаточно окрепло.

— У нас бывали случаи, когда бывшим путникам удавалось… хм… раздобыть себе «свечу». Ничем хорошим это не кончалось, поэтому идут на такое только самые отчаявшиеся и безумные. Иначе нам пришлось бы не отлучать видунов от Пристани, а сразу уничтожать.

— А чем кончалось-то?

— По-разному. Связь с чужой «свечой» очень непредсказуема. И одновременно сильна. Чаще — кровоизлияние в мозг. У крысы. Реже — у лжепутника.

Жар содрогнулся и дернул крыса за хвост:

— А ты ее заставлял пузырьки выбирать!

— Я не знал. — Альк действительно смутился, даже не попытался укусить приятеля.

— Ну, Рыска молодая здоровая девушка, — утешил их Крысолов. — Скорей бы тебе… туго пришлось. Тем не менее возникла новая связка, и теперь тебя уже так просто не отобрать. Ни у него, ни у нее. Так что прекращай жаться, слезай. Не суну я тебя в мешок.

Крыс презрительно развернулся к нему боком: мол, не боюсь, а брезгую!

— Ты за этим ее и обхаживал? Чтоб отдала?

— Нет. Мне просто интересно, что у вас выйдет. И не хочется, чтоб вышла какая-то дурь.

— Ничего у нас не выйдет, — с досадой проворчал Альк. — Из нее такая же путница, как из меня весчанин. Если б не этот проклятый Райлез, мы давно бы уже ехали в разные стороны.

— Верно, — неожиданно согласился наставник. — Быть путником может далеко не каждый. Для этого нужны цинизм, жестокость, упрямство, жажда власти… — Крысолов выразительно поглядел на угрюмо сгорбившегося Алька.

— Значит, вы и сами такой? — поддел Жар.

— Юноша, это всего лишь качества. И только от человека зависит, станут ли они недостатками. Вот ты, например, ловкач, и глаз у тебя цепкий. Пошел бы в тайную службу — цены б тебе не было. А ты вместо этого дома обираешь.

— Да кто меня в «хорятник» возьмет-то? — вскинулся вор, про себя прикидывая — а весело было бы! У бывших дружков челюсти поотпадали бы.

— А ты хоть спросить пробовал?

— Вот еще! Что я, дурак — к ним соваться? — грубо возразил Жар. Еще какой-то старый пень совестить его будет, да так, что и впрямь стыдно!

— Ну Альк же в Пристань «сунулся».

— Во-во!

— Кончай юлить. Лучше скажи, почему тащишься за нами вопреки приказу. — Крыс слез-таки на землю, встал столбиком, пристально разглядывая сидящего на корточках путника. Тот, напротив, смотрел в пламя — молодое, высокое и яркое, в свете которого лицо наставника казалось особенно старым и усталым.

— Потому что я тоже доверяю своему чутью больше, чем приказам, — наконец медленно сказал Крысолов. — Даже если порой путаю его с надеждой.

* * *

На дохлую корову наткнулись ближе к обеду. Точнее, на половину коровы — ее разделывали и куда-то относили четверо мрачных мужиков. При виде всадников они набычились еще больше, поудобнее перехватили мясницкие топорики, а на дружелюбный вопрос, что случилось, принялись остервенело ругаться по-саврянски. Благодаря урокам Алька Жар почти все понял и даже кое-что ответил, что на щепку ошеломило мужиков, но не смягчило.

— Говорят, одни такие стриженые тут уже проскакали, — перевел Альк: савряне упорно делали вид, что не понимают ни слова по-ринтарски, а объясняться жестами не желали. Хотя просто жесты показывали. — Побили пастуха и отобрали трех коров, а своих бросили. Одна почти сразу сдохла.

— Ша, мужики! — Жар поднял руки вверх. — Мы сами за этими гадами гонимся, поймаем — заживо разделаем! Скажите только, куда они и как давно уехали?!

Савряне недоверчиво переглянулись.

— Туда, — указал топориком один. Окровавленное лезвие выглядело очень внушительно, будто на великую битву благословляет. — Тому трёщех лучн.

— Ага, нагоняем-таки! — обрадовался вор.

— Они коров на свежих сменили, — мрачно возразил Альк. — Сейчас снова оторвутся.

— Давайте и мы сменим, — предложил путник. — У вас еще коровы остались?

Мужики скорчили кислые рожи, но после небольшого торга все-таки согласились поменять четырех коров на двух и повели выбирать на лужок за веской.

— Гляди, это ж Милка! — Жар спрыгнул с Болезни и подбежал к понуро стоящей на отшибе трехцветке. Рыскина коровка! Парень даже головой покрутил, словно надеясь обнаружить невдалеке и подругу. Вид у Милки был заморенный, но издыхать она вроде не собиралась, даже начала потихоньку пощипывать травку. — Мужики, вы ее не режьте, мы вернемся — выкупим!