МЦ попала в точку. Это и было шуткой. Проказничал Алексей Михайлович Ремизов. Он вечно что-нибудь придумывал. Иногда присылал в «Последние новости» для рубрики «Календарь писателя» материал о несуществующих поэтах и книгоиздательствах: а вдруг напечатают? Иногда печатали. Андрею Седых пришлось ехать к МЦ на улицу Руве с извинениями, он упросил МЦ отказаться от ее опровержения, и 14 ноября в «Последних новостях» появилась «Поправка»: «Нас просят сообщить, что заметка о М. И. Цветаевой и Ф. Ф. Степуне, помещенная в четверговом «Дневнике писателя» — не соответствует действительности. М. И. Цветаева приехала в Париж только на короткий срок и к редактированию журнала «Щипцы» никакого отношения не имеет».

Другой мог бы посмеяться и отмолчаться. Но не МЦ. Возмущенные письма в редакцию — тоже ее жанр. Так было с «Вестником театра» в 1921 году, так было с алексей-толстовским приложением к «Накануне» в 1922-м. Был бы повод? Не совсем. «И не успокоится мое несправедливое, но жаждущее справедливости сердце». Что же касается Ремизова, МЦ давно симпатизирует его писаньям и его личности, зла не помнит и с удовольствием приходит в парижское обиталище Верховного магистра Великой и Вольной обезьяньей палаты. Скоро у нее будет случай назвать статью-рецензию Саши Черного в «Русской газете» (Париж. 6 ноября 1924 года) на ремизовскую книгу «Кукха» (Берлин, 1923) «непристойной». Да и критика их сведет в некую пару по принципу «выверта».

МЦ подумывает о своем вечере в конце декабря и начинает действовать. Это непросто. Снять зал — 600 франков. К 15-му числу ей уже отказали в бесплатном предоставлении помещения князь Феликс Юсупов (у него зал для спектаклей любительской театральной труппы), художник Филипп Малявин (большое ателье с приемами и вечерами) и даже Цетлины, старые знакомцы и нынешние владельцы просторной квартиры, нового салона. «К нам она — и нам ее поэзия — не подходит».

Обо всем этом она сообщает в Брюссель князю Дмитрию Шаховскому, двадцатитрехлетнему редактору журнала «Благонамеренный», — он войдет в ее положение и письмом попросит Малявина пойти навстречу Цветаевой. Это письмо он направит ей для передачи художнику.

Она ждет мужа, но не прямо сейчас, а после вечера, хочется вдвоем, вместе посмотреть Париж. Настоящих, то есть незаменимых, спутников пока нет — а дальше? Неизвестно. Если бы ему удалось достать здесь какую-нибудь работу — не шоферскую, то остались бы в Париже, делать ему в Праге нечего. Русским, особенно филологам, в Чехии по окончании университета нет ходу. 29 ноября МЦ отсылает Глебу Струве сборник «Ковчег», вышедший в Праге, и спрашивает: «Когда едет Петр Бернгардович? И не взял бы он ма-аленькой посылочки для Сережи?» П. Б. Струве, переселившись в Париж, где редактирует газету «Возрождение», часто ездит в Прагу. Просьба странноватая, в ее духе, вне ранжира. В газете «Возрождение» 21 января будущего года Глеб Струве опубликует рецензию, в которой отметит «Поэму Конца» как единственную значительную вещь сборника «Ковчег».

В «Благонамеренном» к ней относятся благожелательно. 2 декабря 1925 года МЦ пишет Шаховскому в Брюссель:

В Париже неуютно, общений недостаточно, перспективы туманны, МЦ продолжает укреплять связь с Анной Тесковой. В письме от 7 декабря говорится:

Платье будет прислано, чудное платье — чье?

В «Руле» от 9 декабря 1925 года в отзыве на сборник «Ковчег» Ю. Айхенвальд написал:

Отправив просьбу в Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции, 11 декабря МЦ получила первое пособие в Париже — 400 франков. К слову говоря, в расписке о получении помощи она опять-таки умудряется перепутать наименование данного учреждения, назвав его «Обществом помощи писателям и журналистам».