– Если бы мне было совсем плохо, я бы вызвал «Скорую», а не ездил по травмпунктам, – ответил парень беззаботно.

– Ничего себе! – возмутилась я такой несправедливости. – Нет, пойдемте, еще раз сходим, со мной вместе!

– И со мной, – встрял Джек Воробей. – У меня есть надежные методы убеждения. – И он выразительно поиграл бровями.

– Не думаю, что это поможет, – отозвался раздраженно Яр. Наверняка он уже пытался качать права в травмпункте.

– А может, на фиг все эти больнички, поедем веселиться, – предложит неутомимый Шейк. – А это само заживет!

– Чтобы ты мне потом всю жизнь жаловался на свою перекошенную от шрама рожу? Нет уж, – возразил Зарецкий.

– Другой травмпункт так другой, – спокойно сказала Ранджи и вновь завела Танк. – Не так и далеко.

– Как скажет наш капитан, – попытался через боль улыбнуться парень. – Но, может, лучше потусим где-нибудь? Я классные места знаю.

– Нет уж, – мстительно глянул на него друг. – Но вообще я понимаю, почему тебя подрезали.

– И почему?

– Это наказание за твой идиотский поступок, – все еще не мог забыть выходку приятеля Зарецкий.

– А сам-то, – фыркнул тот, – кто придумал прикол с вином?

– С каким вином? – тут же заинтересовалась я. Однако Зарецкий не ответил – ему стали названивать на мобильник, кажется из службы такси. Оказывается водитель машины, которую заказали Енот с другом, заждался. Пришлось отменять заказ и вежливо извиняться. Оказалось, Зарецкий умеет это делать, когда хочет.

– Так что там с вином? – вновь спросила я, как только разговор закончился, заподозрив неладное.

– Ничего, – отозвался радостно Шейк.

– Много вина выпили, – буркнул Ярослав. – Вот у него башню и сорвало.

– А у тебя не сорвало? – вспомнился мне пакет с пластиковым контейнером, в котором лежал тот самый салат. Он до сих пор был у меня на коленях. – Зачем ты мне рыбку-то прислал?

– Что за рыба, что за рыба? – встрял капитан, который хотел знать все, но на него уже никто не обращал внимания.

– В отместку за сообщение и песню, – буркнул Яр. – А ты зачем, такая вся взрослая и разумная, прислала пустую тарелку?

– В отместку за рыбу, – поджала я губы. – Кстати! Зарецкий, что за синдром Бармалейкина? Что ты там администраторше наплел?

– Твой персональный синдром, – растянулись его губы в улыбке. – Из-за такого синдрома сначала врут не по-божески, а потом кровь носом хлещет.

– У тебя фантазия просто экстра-класса, Зарецкий. Ладно, ты. Но как взрослый адекватный человек смог поверить в существование такого синдрома?

– Просто мне верят, – небрежно отмахнулся Ярослав. Я презрительно хмыкнула. Он прошипел что-то невнятное, но явно оскорбительное.

– Ну, вы просто горячая парочка, – похвалил нас радостно Джек Воробей. – Нравитесь вы мне!

Ты нам не нравишься. Вслух я этого говорить не стала.

В салоне вновь включилось неугомонное Небесное радио. Думаю, Ранджи, ценящая спокойствие, тишину и мир, вновь хотела заглушить наши препирательства.

– Не хочу больше это дерьмовое радио слышать, – заявил тут же Зарецкий. – Терпеть не могу радио, – добавил он. Ранджи не стала спорить с ним, а просто включила музыку со своей флешки.

Мы быстро мчались по дороге в травмпункт соседнего района, обгоняя другие машины. Ранджи любила и, главное, умела водить.

– Давайте поиграем в молчанку? – предложил заскучавший Джек Воробей, когда все затихли.

– В волчанку, – хмуро отозвался Ярослав, которого субъект в пиратском одеянии раздражал еще больше, чем, видимо, его прекрасная учительница.

– Откроешь рот – и мы начнем тебя бить, злые аки волки, – мрачно добавила я, как и Зарецкий, не испытывая особо добрых чувств по отношению к благородному пирату, сидящему позади. Ибо отлично помнила, как он ко мне прикопался и отвадил Артема.

– Да что же свирепые такие? – ухмыльнулся круглолицый капитан. – Нужно быть на позитиве и…

Я повернулась к нему и одарила весьма многозначительным взглядом. Алена как-то обмолвилась, что такие взгляды – ледяные, проницательные, заставляющие замолчать – получались у меня отлично, хотя я никогда особо и не ставила перед собой задачу как-то по-особому смотреть на людей, чтобы напугать или озадачить их.

– Слушай, позитив, перестань выступать, – сказала я, в который раз повернувшись назад.

– Прекрасная леди, вы все-таки очаровательны в своем гневе, – ответил мне комплиментам пират. – Если господин Раненая Щека берет себе нашего отважного капитана, то я бронирую вас, дорогая леди-штурман. А ты, юнга, останешься один, – пообещал он Ярославу. – Будешь страдать.

– Ой, да ты что. Я буду счастлив в своем прекрасном одиночестве.

Эти двое препирались всю дорогу. А я, расслабившись в кресле, думала обо всем, что произошло сегодня – а событий было немало! Я пыталась логически обдумать все это, понять, объяснить самой себе, но только еще больше запуталась. Видимо, проанализировать сегодняшний день нужно на свежую голову, например, завтра утром.

В старое, порядочно изношенное здание травмпункта, мы пошли все вместе. Я уже в который раз уверилась – если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сама. Поэтому и пошла вместе с Енотом и его веселящимся приятелем, дабы, если их и тут вновь пошлют, заставить врачей оказать этому Шейку медицинскую помощь. Я устала, мне хотелось оказаться в своей комнате, закрыть глаза и заснуть, поэтому ехать куда-либо еще с этими двумя мальчишками мне не хотелось совершенно. Ранджи пошла со мной за компанию. Пирата одного в машине она оставлять была не намерена, поэтому потащила вместе с нами. Так, большой компанией мы и зашли в здание, которое, как, наверное, и все больницы на свете, пропахло какими-то лекарствами. Народу в узком коридоре было совсем немного: девушка с растяжением ноги в сопровождении своего парня, две нетрезвые подравшиеся личности средних лет, то шумно что-то выясняющие, то начинающие брататься и признаваться друг другу в самых дружеских чувствах, да, собственно говоря, дружок Шейка.

Он довольно быстро попал на первичный осмотр, а после был препровожден в перевязочную. Пока мы его ждали, то молчали – за исключением капитана Джека Воробья, который безуспешно подкатывал то ко мне, то к Ранджи, и рассказывал разные истории – одна глупее другой. Зарецкий, подпирающий спиной больничную грязно-голубую стену, с недовольством посматривал то на нас, то на кабинет, за дверь которого ушел Шейк, то на собственные наручные часы. Более, чем уверена, Енот Адольфыч был не рад, что нелегкая занесла его в кафе. Всего лишь пара часов – и столько событий, по большей части наиглупейших. А время уже – начало двенадцатого, и глупому школьничку полагается быть дома.

Когда непонятно почему довольный Шейк вышел из перевязочной с пластырем на щеке, все мы, кроме говорливого капитана, облегченно вздохнули.