Если в долине Мурат-Су и ее притоков турки увидели полное запустение, то в горах им пришлось столкнуться с жестокостью курдов. Если в начале войны дерсимские курды прислали в армию Энвера свою нерегулярную кавалерию (которая осенью 1917 г. грабила и убивала солдат революционной России, возвращавшихся с фронта домой), то после победы русских войск в Дерсим-Бингёльских сражениях они сразу же повернули оружие против турок. Курды нападали на турецкие конвои в Дерсиме и на корню вырезали отдельные части. В сентябре и октябре в тылу турецких войск южнее Киги царили беспорядок и разбой.

В октябре Ахмет Иззет решил оставить высокогорные районы Дерсима и Бингёл-Дага и сосредоточить свои войска поближе к их базам в Харпуте и Диярбакыре. Одновременно был распущен III корпус, а 2-ю армию преобразовали в три корпуса, по две дивизии в каждом[300]. На крайнем правом фланге 5-я дивизия по-прежнему стояла в Битлисе, а 8-я ушла из Муша и негостеприимного Тавра в Диярбакыр. IV корпус удерживал Чапакчурскую равнину, выставив свои посты на дорогах в Огнот и Боглан. II корпус стоял в Харпуте и Палу и рассылал патрули в сторону Киги.

Во время затишья, продолжавшегося весной 1917 г., 2-я армия превратилась в депо для восполнения потерь в 3-й армии и Ираке. На севере шло создание так называемой Йилдиримской армии (Йилдирим по-турецки означает «молния», иными словами, это армия блицкрига). Вскоре она поглотила IV корпус. Эпидемии болезней[301] в зимние месяцы сильно уменьшили численный состав 2-й армии, и в марте 1917 г. в шести ее дивизиях насчитывалось не более 30 тыс. человек. Группа армий в Восточной Анатолии была расформирована, а Ахмет Иззет и Мустафа Кемаль покинули этот район. Летом 1917 г. в районе Битлиса и Муша оставалась лишь 5-я дивизия, а в Пашу – 12-я. 8-я была разделена между ними.

Нет никаких сомнений в том, что только Февральская революция в России спасла турок от полного поражения в Малой Азии. Гибель Османской империи была отсрочена на 18 месяцев. Фельдмаршал Помянковский, военный представитель Австро-Венгерской империи в Турции, писал: «Можно считать несомненным, что обе турецкие армии (третья и вторая) находились к концу зимы в таком состоянии, что не смогли бы противостоять сколько-нибудь серьезной атаке русских. К счастью для турок, 9 марта в Санкт-Петербурге разразилась революция, которая вскоре дезорганизовала русскую Кавказскую армию и сделала наступление невозможным». Таким образом, все усилия Кавказской армии в 1916 г. пошли насмарку. Однако последствия этих усилий оказали решающее влияние на ход событий в будущем, хотя оно проявилось и не сразу.

Несмотря на большие потери в Дарданеллах, численность османской армии в ноябре 1915 г. достигла своего максимума – 800 тыс. человек. К 1 марта 1917 г. она снизилась до 400 тыс. и больше уже никогда не превышала этого числа (в марте 1918 г. – 200 тыс. человек). Летом 1916 г. из 52 турецких дивизий 26 воевали с русскими. Из общего числа 400 тыс. солдат, погибших за период с ноября 1915 по март 1917 г., турецкая армия лишилась не менее 300 тыс. в боях с русскими войсками (включая пленных, умерших от болезней и дезертиров). Если потери в Галлиполи серьезно ослабили военную мощь Османской империи и не позволили ей в решающий момент начать наступление в Закавказье, то последующие потери в войне с Россией в 1916 г. значительно сократили оставшиеся у турецкой армии силы и подготовили победы Британии в Ираке в 1917–1918 гг. и в Палестине – в 1918 г.

Боевые действия против 3-й и 2-й турецких армий в 1916 г. привели к большим потерям и в русской Кавказской армии. С июня по сентябрь 1916 г. русские лишились около 50 тыс. бойцов (сюда включены и войска Баратова, где люди умирали в основном от болезней). В сентябре бои прекратились, и на Анатолийском фронте наступило длительное затишье, однако убыль живой силы продолжалась. Вину за это нужно возложить в значительной степени на штаб Юденича. Если административная и оперативная работа в нем были поставлены великолепно, то разведка работала из рук вон плохо. Она наделала ошибок во время Малазгиртской операции, перед падением Трапезунда и накануне турецкой победы в Мамахатуне. Осенью в штабе Юденича недооценили степень усталости и размер потерь в армиях противника и переоценили численность войск, которые противостояли русским. Согласно официальной оценке, на Кавказском фронте, который был в октябре 1916 г. подчинен Ставке императора, у турок насчитывалось 344 тыс. бойцов, вооруженных 110 тыс. винтовок, 346 орудиями и 294 пулеметами. Поскольку новые винтовки без особого труда можно было доставить из Германии, то в штабе Юденича решили, что в Кавказской армии турок находится от 150 до 200 тыс. человек с соответствующим числом пушек и пулеметов. Как теперь стало известно, разведотдел русского штаба преувеличил силы турок на 200 %.

Этот неправильный расчет повлиял на все диспозиции Юденича на зимние месяцы и наложил тяжелое бремя на войска, в котором, как оказалось, не было никакой нужды. Его штаб считал, что турецкая 2-я армия достаточно сильна и способна перейти в наступление. Поэтому решено было укрепить весь русский фронт на западе, чтобы обезопасить его от любого возможного обходного маневра с юга. На линию Келкит – Гюмюшане – Эрзинджан перебросили огромное количество солдат, в то время как линии обороны на высотах Киги и Огнота охранялись одними патрулями. Вдоль ледяных хребтов Багир-Паши и Шайтан-Дага тянулась сплошная линия траншей. Эту линию продолжили на юго-восток по левому берегу Огнот-Чая и поперек южного отрога Шерефеддинских гор, до перевала Боглан. Мушскую долину охраняла стрелковая дивизия, которая поддерживала связь с группой Назарбекова, стоявшей севернее Битлиса[302].

Войска в западном секторе фронта отдыхали в относительно благоприятных условиях в долинах Келкита и Кара-Су, зато те, что стояли в Дерсимских горах и Бингёл-Даге, могли спрятаться от холода лишь в диких альпийских долинах Эндреса (1500–1700 м) и Огнота (1800–1900 м). В этих долинах мороз оказался столь же силен, что и на вершинах гор, а снежные сугробы, наносимые буранами, были гораздо выше. Несмотря на зимнее снаряжение, бойцы 2-й и 4-й пластунских бригад, а также 4-й и 6-й стрелковых дивизий сильно страдали от мороза; многие патрули вообще замерзли, а случаев обморожений было не сосчитать. Все эти соединения храбро сражались и понесли большие потери в боях в конце лета, и к январю их ряды сильно поредели. Штабу не удалось наладить такое же бесперебойное снабжение продуктами, которое осуществлялось предыдущей зимой в Кёпрюкёе. Саперам приходилось работать в глубоком снегу и в условиях частых снежных бурь, чтобы очистить от снега горные тропы, по которым подвозилось продовольствие из Эрзерума и долины Кара-Су. Обозы пробивались сквозь снежные заносы, туманы и метели. Дорога, пересекавшая хребет, по которому проходил водораздел между долинами верхнего Эндреса и Тузлы (перевал Карир), требовала неимоверных усилий от людей и животных, а северные склоны Бингёл-Дага, спускавшиеся в Эрзерумскую равнину, были еще хуже южных. Бывали времена, когда люди из 4-й Кавказской стрелковой дивизии получали лишь пол фунта хлеба в день, а лошади – полтора фунта ячменя. Не было ни мяса, ни консервов, и солдаты варили себе суп из мяса ослов, кошек и собак. Только в феврале Ставка посчитала нужным снять это великолепное подразделение с занимаемых позиций и отвести его в резерв в Эрзерум[303]. Чуть лучше оказались условия, в которых зимовала на южном склоне Шерефеддинских гор 66-я пехотная дивизия. Однако в марте в ней началась эпидемия тифа, завезенная, вероятно, из соседнего города Муш.