Жизнь обошлась с нынешним Великим герцогом Эланда весьма своеобразно. Чудом избежав смерти во время эпидемии, он наследовал отцовскую корону, но оказался к этому совершенно не готов. Родись он третьим сыном или, еще лучше, наследником мелкого арцийского нобиля, он бы прожил свою жизнь легко и весело. Судьба же возвела его на престол.

Беда Рикареда была в том, что он не умел ни принимать решение, ни держать слово, ни добиваться поставленной цели. Милый и общительный, способный на добрые порывы, юный герцог легко попадал под чужое влияние и столь же легко забывал о своих прежних привязанностях. С героями он мог стать героем, с мерзавцами быстро превращался в мерзавца. Дела государственные его пугали, кроме того, они были ему смертельно скучны. Юный правитель с восторгом перевалил свои новые заботы на плечи нежданно вернувшегося дядюшки, который скорее годился ему в братья, так как был старше всего на одиннадцать лет. Нелюбовь к делам государственным у Рикареда с лихвой восполнялась любовью к вину. Рене долго и упорно пытался научить племянника вовремя останавливаться, но единственное, чего ему удалось добиться, это что Великий герцог Эланда стал напиваться втихаря.

Тем не менее утаить в мешке шило оказалось невозможно. Вскоре весь Эланд знал, что правитель — бездельник, пьяница и ничтожество. Захоти Рене Аррой получить черную корону, она досталась бы ему в тот же день, но адмирал, уверенной рукой ведший Эланд от успеха к успеху, всем своим видом давал понять: «Можете думать что хотите, но Великого герцога зовут Рикаред, а не Рене, и всякий, кто не будет относиться к нему с должным уважением, будет иметь дело со мной!» Сначала эландцы, а затем и иностранные правители к этому привыкли; так что Рикаред так, наверное, и процарствовал бы всю свою жизнь за дядюшкиной спиной, если бы не поездка Рене в Таяну, из которой тот не вернулся.

К этому времени Рикаред ненавидел своего знаменитого родственника со всей страстью порочной посредственности. Тем не менее у него хватало хитрости скрывать свои чувства. Герцог уверил себя, что его злонамеренно оттерли от великих дел и что все успехи Эланда — вещь само собой разумеющаяся. По ночам наедине с кувшином вина правитель не единожды представлял себе, как его проклятый дядя неожиданно умирает и он, Рикаред, приказывает взять под стражу всех его приближенных, собирает Совет Паладинов и объявляет, что отныне все в Эланде решает только он. На этом мечты, как правило, обрывались, так как Рикареду было неинтересно думать о том, как именно он будет править. К тому же он в глубине души понимал, что среди высших нобилей Эланда поддержки ему не найти, равно как и среди вольного сообщества маринеров. Смерть Рене для него, скорее всего, означала потерю даже той видимости власти, которая у него была. И вот теперь….

Когда таянский посланник попросил у герцога конфиденциальной аудиенции, никто не удивился — речь, видимо, шла о предстоящем браке, и жених имел право на беседу с представителем невесты без посторонних ушей. Подслушивать в голову никому не приходило — в Эланде уважали чужие секреты, к тому же на Рикареда никто не смотрел серьезно. Встреча состоялась. То, что услышал Великий герцог, его потрясло.

Посол Таяны и Тарски, высокий красивый человек с очень белым лицом и блеклыми сероватыми глазами, сообщил ему сначала о смертях, постигших Таяну, затем о гибели Рене, вне всякого сомнения, убитого предателями из числа «Серебряных». Регент Таяны и тарскийский господарь Михай объявлял о том, что брак между Рикаредом и принцессой Иланой невозможен, так как Илана уже оказала честь ему, но во имя сохранения дружбы между Гнездом Альбатроса и Логовищем Рыси он предлагает руку своей дочери, вдовствующей королевы Таяны, чей вдовий срок истекает будущим летом. Кроме того, Михай Годой призывает Великого герцога Эланда Рикареда вступить в военный союз и, обрушившись на разжиревшую Арцию, пройти до Эр-Атэва и Каорда, затмив славу и мощь древней Империи.

Нет сомнения, что новый Архипастырь Амброзии (Филипп, к глубокому сожалению Годоя, мирно скончался от многих хворостей) благословит союз молодых держав и сочтет задуманный поход богоугодным делом.

Перед мысленным взором Рикареда замелькали пленительные картины — поверженные города, ключи на бархатных подушках, венценосные пленники, груды золота и драгоценных камней. Величие! Свобода от унизительной опеки! Возможность отомстить тем, кто относился к нему, К НЕМУ! с презрением. И для этого нужно лишь созвать Совет Паладинов и объявить о своем решении. Если они согласятся, тем лучше для них, они проживут еще какое-то время, но если они выступят против! О, тогда посол Таяны и Тарски заставит их замолчать. Навсегда.

Рикаред так и не понял, как он согласился на этот безумный план. Видимо, охватившее его ликование от известия о гибели Рене, казавшегося бессмертным и неуязвимым, заставило герцога на время забыть все свои страхи. Но сейчас, когда решительный миг неотвратимо приближался, он отчаянно трусил. Ругаясь сквозь зубы (единственное умение маринеров, которым Рикаред овладел в полной мере), он отодвинул потайную панель и вытащил заветный кувшин. Через несколько минут настроение будущего покорителя городов заметно улучшилось, и он с удовлетворением уставился на свое изображение.

Из зеркала на него смотрел интересный, еще довольно молодой человек. Высокий, стройный, с мягкими и приятными чертами. Светлые волосы и добрые голубые глаза дополняли картину, которую портили разве что слабо очерченный рот и наметившиеся мешочки под глазами. Рикаред поднял обеими руками корону Эланда — тонкий обруч странного темного металла и возложил себе на голову. Получилось очень красиво. Накинув плащ с геральдическими нарциссами, герцог направился к двери, но передумал, вернулся и вновь отодвинул заветную панель… До Совета оставалась еще почти ора.

2228 год от В. И. Рассвет 6-го дня месяца Собаки.

Кантиска.

— Кто-то желает добавить к уже сказанному? — Феликс обвел глазами собравшихся и, не дождавшись ответа, поднялся. Все было ясно. Конклав признает притязания Михая Годоя и отказывается отлучить его от Церкви. Правда, сторонников у нового Архипастыря оказалось намного больше, чем он рассчитывал, и среди них такие влиятельные люди, как Иоахиммиус и Максимилиан. Более того, эти двое практически открыто предложили свою дружбу, а она стоит дорого. Все было бы не так плохо, если бы… Если бы Рене был жив и находился в Эланде. Герцог мог заступить пути любому вторжению, а за это время Конклав изменил бы свою точку зрения и, вернее всего, пусть с неохотой, но поддержал бы предложения Феликса.

Увы, Рене Аррой, скорее всего, предательски убит, а значит, на его воинский талант и железную волю рассчитывать не приходится, а посему придется пойти на раскол Конклава, благо пастыри разделились почти поровну. Феликс решился.

— Братие! — Голос бывшего рыдаря звучал спокойно и твердо. — Прежде чем я оглашу решение, призываю всех обратиться к покровителю нашему Святителю Эрасти, дабы он укрепил наш дух и наставил на путь истинный. Ибо тяжко блуждать во тьме без светоча, но еще более тяжко принимать решения, не преисполнясь благодати. Так воззовем же к Пресветлому Эрасти, дабы он отверз глаза наши и просветил тьму, в коей мы, неразумные чада Творца, обретаемся. Пусть явит он нам свое откровение — достойно ли нам терпеть в Таяне богопротивного узурпатора и должны ли мы призвать всех чад Церкви Единой и Единственной, дабы дать отпор притязаниям Михая Годоя?!