Воющий грохот нарастал, содрогая преисподнюю. Полое железное ядро размером с двупрясельный дом, разогнавшись на отлогом участке рва, толкало перед собою плотный ком затхлого отдающего дегтем воздуха. Зажмурившийся Кудыка что было сил вжимался в заднюю стенку глубокого рабочего залома. Ветер рвал одежонку и щупал ребра, словно прилаживался вынуть бывшего древореза из тесного укрытия. А уж когда тресветлое пронеслось мимо, взбегая на изворот, и вовсе попритчилось, будто стены вокруг рушатся. Кудыку все равно что обухом перелобанили. Ослепший и оглушенный, он очухался лишь после того, как в мутноватую желтизну вокруг покачивающейся на крюке лампы откуда-то сверху вплыл торец мощного бревна, которое Кудыке надлежало направить в развилину и спутать цепью. Справившись с нехитрым этим уроком, он дернул за веревку, давая знать, что солнышко благополучно миновало вторую заставу, и что назад ему, добросиянному, теперь дороги нетути, даже если оно вдруг почему-либо остановится на скате и пойдет обратно.

Грохот смолк, однако отголоски его долго еще разлетались по гулкой пещере. Нетопырями порхали клочья окалины.

Из противоположного залома сбежал в ров и, хватаясь за бревно, выбрался на эту сторону чумазый Ухмыл.

— А сам говорил: не дозволяется… — с трудом различая собственные слова, крикнул Кудыка.

— Мне — дозволяется!.. — проорал тот в ответ — тоже еле слышно.

Оглядел цепь, развилину и, кажется, остался доволен.

— Как по маслу сегодня опустили, — заметил он, когда слух вернулся к обоим окончательно. — Пальчиком тронул — журавецсам вниз поплыл, даже ни разу и не запнулся…

— Так я ж его с утра дегтем смазал, — объяснил Кудыка. — И уключину расточил…

— Ишь ты! — сказал Ухмыл. — А деготь где взял?

— Да выпросил… Наладчики отлили…

— А ты, я смотрю, парень-хват, — одобрил тот. — Только, слышь, с уключиной… того… не перестарайся… Ежели что придумал — скажи сначала, а потом уж делай. А то был тут у нас один вроде тебя, тоже все рукомыслием баловался… Ну и добаловался однажды — придавило на перечапе, не рассчитал он там чего-то… А умница был, Завид Хотеныч в сотники его прочил…

По той стороне рва от изворота подходил, покачивая лампой, десятник Мураш. Остановился напротив Ухмыла с Кудыкой и повернулся к ним спиной.

— Все, гуляй, ребята… — сказал он в черную щель пустого укрытия. — Прокатили…

Потом осветил залом и обнаружил, что в углублении никого нет. Глянул через плечо и узрел обоих.

— Ухмыл, а тебе что, Устав Работ не писан? Почему опять не на месте?..

— Поучи, поучи безногого хромать… — ворчливо ответствовал ему тот.

— Смотри, вот шепну розмыслу!.. — пригрозил Мураш.

— А то он не знает!.. — осклабился непосрамимый Ухмыл.

Десятник Мураш насупился.

— Сам гультяй и других с толку сбиваешь… — упрекнул он.

— Кудыку, что ли?.. — Ухмыл всхохотнул. — Его, пожалуй, собьешь! Да он уже пол-Устава назубок задолбил!.. Меня вон скоро учить начнет…

— Оно бы и не худо, — буркнул десятник и направился дальше, к первой заставе.

Кудыка с Ухмылом сняли цепь и вернули бревно в отвесное положение.

— Слышь… — с кряхтеньем сказал Кудыка, прочищая мизинным пальцем правое ухо. — Как-то оно дивно сегодня грохотало… Вроде стукотня еще была какая-то, а?..

— Так четное же! — отозвался Ухмыл. — У него, брат, на боку броневая заплата поставлена. Ну вот и стучит, стало быть…

— Заплата?..

— Ну да… На восходе, небось, видел: темное пятно по нему бегает?.. Четное-то оно — старое, клепаное-переклепанное, бок почти прогорел… Ну и пришлось латку ставить…

Кудыка стоял, ошеломленно отвесив бороденку. Вот оно что… Латка… А он-то, дурень, верил, высчитывал: счастливый ныне день али несчастливый…

— А почто ж такую толстую наложили-то?.. — выдохнул он наконец.

— Хорошо хоть такую… — недовольно отозвался Ухмыл. — Новое-то заказывать было не на что… Казна-то, чай, не бездонная!..

— Кому заказывать? — не понял Кудыка.

— Кому-кому!.. Грекам! — с досадой бросил тот. — Да у нас и железа такого не водится, чтобы самим солнышко сковать… Ну что? Опять на тебя остолбуха нашла?.. Пойдем-ка лучше на изворот сходим, поглядим, как там у них…

Кудыка, конечно, был смятен, но грозное предупреждение Завида Хотеныча — вспомнил.

— Не велено мне за изворот… Розмысл сказал, язык ниже пяток пришьет…

— Сказал — значит пришьет… — обнадежил Ухмыл. — Только мы за изворот и не пойдем, небось… Чего нам там делать, за изворотом?..

И, прихватив обе лампы, они двинулись по скрипящему щебнем наканавнику. Навстречу им, переговариваясь вполголоса, шли ватагой чумазые берендеи.

— И ка-ак этта оно, братцы вы мои, завихляет перед седьмой заставой… — сокрушенно потряхивая шапчонкой, рассказывал кто-то взахлеб. — Ну, все, думаю, опять, как тогда, в откат пойдет… Нет, ничего…

— Да-а, пронесло… А то бы сейчас корячились — две ляжки в пристяжке, сам коренной…

— Эй, Ухмыл! Куда это тебя несет? Все с изворота, а ты на изворот?..

— Не трожь… Это он грамотею участок показывает…

— Слышь, Кудыка! Ты уж, когда розмыслом станешь, нас-то не забижай…

Посмеиваясь, разминулись. Кудыка озадаченно посмотрел им вослед.

— А что ж ты думаешь? — сказал ему Ухмыл. — Розмыслами, брат, тоже не рождаются. Того же Завида возьми Хотеныча! С перечапа начинал, простым смазчиком…

На извороте тоже было дивно. Огромное четное солнышко все в белесых лишаях (хлопья окалины облетели с него во время прогона по рву) уже громоздилось в средоточной лунке, почти готовое к перевалке на главный желоб. Явственно виднелся край броневой заплаты, устрашающий своею толщиной. Согласно Уставу Работ, после каждой прокатки надлежало производить беглый наружный осмотр изделия, чем, собственно, сейчас и занимались. Чумазый работный люд отмыкал и замыкал створки топок, пробивал ломами забившиеся круглые дырки поддувальных дыхалец.

Главный желоб представлял из себя такое же бесконечное подземелье с полукруглым рвом на дне, только своды были повыше, сама пещера значительно просторнее, от каменной кладки стен, казалось, веяло стариной. Вообще все снасти главного желоба поразили Кудыку своей древностью и в то же время какой-то прочностью, основательностью. Было в них что-то от столетнего замшелого колодца на капище, столь хорошо знакомого и самому Кудыке, и тем более Ухмылу…

Оглянувшись, Кудыка заприметил в полумраке, что с другой стороны главный желоб обрывается тупиком, причем глухая стена тупика выглядит куда новее, нежели все остальное на извороте.