успев усомниться в своих инстинктах. — В конце концов, здесь только одна крыша. Я не против ее разделить.

На несколько долгих секунд наступила тишина, а затем Райдер появился снова, вылезая из окна с гораздо большим трудом, чем это далось мне. Но он был примерно в четыре раза больше меня, так что это было неудивительно. Черт, да он, наверное, мог бы свернуть мне шею одной рукой, если бы ему вздумалось.

Он пересел по другую сторону окна от меня, упираясь спиной в скошенную крышу, которая поднималась за ним, и медленно выдохнул.

— Как ты меня нашел? — спросила я с любопытством, потому что была уверена, что закрыла за собой дверь и не шумела здесь.

— Твоя боль воззвала ко мне, — ответил он просто, как будто это имело смысл.

Я ничего не ответила, потому что это, несомненно, привело бы к вопросам, на которые я не хотела отвечать, а также к жалостливым взглядам и прочему дерьму, от которого я просто хотела избавиться.

Минуты шли, а он все не спрашивал, и я снова расслабилась, размышляя, может ли он действительно отличаться от остальных.

— Ты уверена, что не против моего общества? — спросил он, словно ожидая, что я в любой момент брошусь бежать. Но я была Розали Оскура, и я ни от кого не убегала. Ни от чего. Я уже видела более чем достаточно худшего, что мог предложить этот мир, и если я чему-то и научилась, так это всегда стоять на своем и владеть собой. Я больше никогда и ни перед кем не буду трусить.

— Данте доверяет тебе, поэтому мы все доверяем тебе. Что тут непонятного? — спросила я, пожав плечами, заставляя себя расслабиться.

— Чертовски много, — пробормотал он. — Никто из тех, кого я когда-либо знал, просто слепо не выполняет подобные приказы, если только они не боятся последствий провала от того, от кого они исходят.

Я пробурчала, закатив глаза и снова посмотрев на луну. — Ну, тогда мне жаль тебя. Никто из нас не боится Данте — нам и не нужно бояться. Он причинит вред одному из нас только, если мы предадим его, а мы скорее умрем, чем сделаем это. Мы любим и уважаем его, и он неоднократно доказывал, что достоин этого. Он заслужил свое положение Альфы гораздо большим, чем просто будучи самым большим, самым плохим, самым сильным среди нас. Никто даже не подумает выступить против него. Никто даже не захочет.

— Даже ты? — спросил Райдер, его глаза загорелись знанием, и я рассмеялась.

— Даже я. Возможно, я рождена, чтобы стать Альфой, но Данте никогда не пытался отрицать это или подрезать мне крылья. Он помогает мне узнать, что значит быть хорошим и настоящим Альфой, а когда придет время создать собственную стаю, мы с ним разберемся.

— Значит, ты не попытаешься просто забрать у него это? — подтолкнул Райдер.

— Ого. Тебе действительно нужно многое узнать о семье, — пробормотала я.

Он обдумал это на мгновение, затем кивнул. — Возможно, ты права.

Мы сидели в тишине, глядя на далекие, усыпанные звездами холмы, еще несколько минут, пока я не смогла больше терпеть.

— Так ты не собираешься спрашивать? — потребовала я.

— О чем?

— О… обо мне, о моей боли, о том, что это такое и почему я ее чувствую. Я полагала, что ты пришел за этим, потому что хотел сказать мне «со временем все будет хорошо», что я ежедневно слышу от тети и всех остальных, кто думает, что мне нужно их мнение. Но ты просто сидишь и ничего не говоришь, так что…

Райдер тихонько засмеялся, покачав головой.

— Я буквально чувствую на тебе боль, щенок. И несмотря на то, что я считаю тебя одним из наименее жестоких Волков, которых я когда-либо встречал, я не заинтересован в обсуждении того, почему у маленькой девочки разбито сердце.

— Я не маленькая девочка, — прорычала я, его слова заставили меня подумать о Роари и о том, какой жалкой он, должно быть, считает меня. Просто еще одна маленькая идиотка с влюбленными глазами. Но все было не так. Меня тянуло к нему не только потому, что он был горячим, добрым, забавным и… ну, то есть, да, эти вещи способствовали. Но я чувствовала это. Я чувствовала притяжение между нами с помощью своих даров и просто знала, что он может быть тем самым для меня. Но я также не была настолько глупа, чтобы думать, что он заинтересуется девушкой на десять лет моложе его, не говоря уже о той, которая разрушила его жизнь. Поэтому я смирилась с тем, что буду лелеять свое разбитое сердце и хранить свои секреты из-за этого.

— Да. И я не испорченная оболочка человека, который едва умеет справляться с эмоциями, кроме тех двух, что нацарапаны у меня на костяшках пальцев, — ответил он.

Улыбка дернулась в уголках моих губ от его поддразнивания, и я посмотрела на его руки, свесившиеся над коленями. Слово похоть смотрело на меня с его левой руки, и когда он увидел, что я смотрю на него, он повернул костяшки правой руки в мою сторону. Боль. Имеет смысл.

— Где ты делал все свои татуировки? — с любопытством спросила я, заметив еще несколько, выглядывающих из-под краев его одежды.

— Смотря какие. Многие из них я делаю сам. Все они имеют для меня значение, даже если на первый взгляд это не так.

— Например? — я вздохнула, и он пожал плечами.

— Некоторые из них напоминают мне о том, за что я стою, другие — о том, что я потерял, — он откинул рукав рубашки и указал на Василиска, свернувшегося вокруг созвездия Лепуса. — Это символы моих родителей. Некоторые рисунки не имеют смысла сами по себе, но болезненный акт их создания — достаточная причина.

— А что означает знак Скорпиона? — спросила я, указывая на знак звезды ниже по его руке, и он помрачнел.

— Это был долбаный Габриэль, который вел себя как мудак. Он притворился, что Зрение показало ему, что для меня действительно важно сделать эту татуировку, но все, что он сделал, это обманом заставил меня пометить свое тело его гребаным знаком звезды, — Райдер поморщился, проведя большим пальцем по татуировке, как будто хотел стереть ее, но он мог бы удалить ее магическим путем, если бы действительно захотел. Это было хлопотно, но возможно в течение нескольких сеансов. Это означало, что он принял решение оставить ее.

Я рассмеялась, представив, как он, должно быть, разозлился, когда понял, что его обманули, и Райдер поднял на меня бровь.

— Я чувствую