Совершенно другое дело – проходы через Персию. Россия повысила свою активность на южном фланге, в 1884 году оккупировав Мерв. Этот ход застал британских офицеров и агентов разведки врасплох. Они узнали об этом из газетных статей и принялись за обработку властей Тегерана. Так как граница России оказалась всего в 200 милях от Герата, дорога на Кандагар и Индию оказалась открыта. Еще большее беспокойство по-прежнему вызывало то, что экспансия сопровождалась строительством инфраструктуры, которая соединяла новые регионы с центром России. В 1880 году началось строительство Закаспийской железной дороги, которая должна была соединить Самарканд и Ташкент, а в 1899 году к этой сети был подключен переход от Мерва до Кушка, находящегося в непосредственной близости от Герата[1262]. Эти железнодорожные линии были не просто символическими, они являлись артериями, которые позволяли перемещать провизию, оружие и солдат к заднему входу в британскую империю. Как подчеркивал фельдмаршал Робертс в разговоре с офицерами восточного командования вскоре после этого, то, что железнодорожные пути расширялись, было весьма прискорбным фактом. Теперь, однако, была сооружена линия обороны, которую «Россия не могла пересечь». Если же это произойдет, то этот факт будет рассматриваться как casus belli – повод к войне[1263].

Железнодорожные линии также представляли экономическую угрозу. В 1900 году британское посольство в Санкт-Петербурге направило в Лондон сборник памфлетов, написанных российским офицером, который выступал за расширение путей в Персию и Афганистан. Было похоже, отмечал офицер, что британцы определенно не отнесутся к новой железной дороге хорошо, и это вполне ожидаемо: в конце концов железнодорожное сообщение, охватывающее всю Азию, «поставит всю торговлю Индии и Восточной Азии с Россией и Европой под ее (России) контроль»[1264].

По словам одного высокопоставленного дипломата, это было большим преувеличением. «Стратегические выводы, которые делает автор, не имеют никакой ценности», – писал Чарльз Хардинг, потому что для России было бы просто безумием действовать в регионе, находящемся под контролем Британии, подобным образом[1265].

Тем не менее тревога Британии возросла, когда начались разговоры о коммерческих возможностях России и в этом направлении. Это был еще один повод для беспокойства. Теперь взволнованные британские дипломаты видели заговоры на каждом шагу. Задавались неловкие вопросы, например: почему присутствие некоего доктора Пашуски в Бушире не было обнаружено раньше, а также соответствует ли действительности то, что он лечит жертв чумы? Визит русского дворянина, идентифицированного как «князь Дабижа», также рассматривался с большой долей подозрительности, а тот факт, что он «был очень сдержан в своих передвижениях и намерениях», был должным образом зафиксирован и передан куда следует[1266]. В Лондоне вопрос усиления России переместился в первые строки повесток дня во время встреч Кабинета министров, привлек внимание самого премьер-министра и стал главным приоритетом Министерства иностранных дел.

За совсем короткое время Персия стала ареной особенно жесткого противостояния. Правители Персии были разбалованы щедрыми подношениями тех, кто желал установить добрые отношения с народом, которому повезло жить в завидном стратегическом месте, соединяющем Восток и Запад. Британия удовлетворяла капризы и непомерные финансовые аппетиты персидских правителей с конца XIX века, пока в 1898 году Мозафереддин-шах, запоминающийся экстравагантными усами, не произвел сенсацию, отказавшись от нового займа в 2 миллиона фунтов. В Персию немедленно был отправлен высокопоставленный чиновник, чтобы узнать о ситуации больше, но встретил сопротивление. Лорд Солсбери, премьер-министр Британии, лично следил за развитием ситуации, посылая инструкции казначейству смягчить условия и увеличить суммы. Начали циркулировать слухи о том, что происходило за кулисами. В конце концов выяснилось, что Россия обещала гораздо больше денег, чем Британия, и на гораздо лучших условиях[1267].

Это был прекрасный ход Санкт-Петербурга. Налоговые доходы России резко поднялись, а также начали поступать иностранные инвестиции. Медленно, но верно начал появляться средний класс.

Такие люди, как Лопахин из «Вишневого сада» Чехова, который поколение назад был привязан к земле, теперь мог воспользоваться возможностями социальных изменений, новых внутренних рынков и внешней торговли, чтобы сколотить состояние. Историки экономики отмечают резкий рост урбанизации, производства чугуна и количества проложенных железнодорожных путей. Для того чтобы понять, что происходило в культуре и экономике, достаточно изучить литературу, искусство, танцы и музыку того периода. Это было время процветания для Толстого, Кандинского, Дягилева, Чайковского и многих других. Россия двигалась семимильными шагами.

Стало неизбежным то, что Россия примется ублажать Персию, удовлетворяя ее ненасытные финансовые аппетиты, которые были обусловлены в основном неэффективностью экономики и дорогостоящими запросами правящего класса. После того как сэр Мортимер Дюран, британский министр в Тегеране, отправил отчет с информацией, полученной из австрийских источников в Константинополе в начале 1900 годов, выяснилось, что царское правительство готово ссужать деньги и успешно обошло в этом Британию, в Лондоне начался сущий ад[1268]. Создавались комиссии, которые должны были наблюдать за расширением железнодорожной ветки от Кветты до Систана, было решено построить телеграфную линию, чтобы, по словам лорда Керзона, «спасти юг Персии от лап России»[1269].