– Придется искать нового дворецкого! – проговорила она в отчаянии. – Где я теперь найду другого? Это все ты виноват, Мейсел! Если бы ты позволил мне брать англичан, а не ирландцев…

Она захлебнулась слезами. Полковник подал ей свой платок.

– Ну, ну, дорогая, будет. Не убивайся так.

– Вы понимаете, что это означает?! – воскликнул Теренс, едва дождавшись, пока они скроются из виду. – Я не помолвлен! Я свободен и могу жениться на Мод. «О храброславный день и час, хвалу тебе пою!»[66]

Сирил явно осознал, что это означает. В полной мере. Оживившись, он завилял всем телом.

– Ты понял, да, дружище, ты понял? Никаких больше ночлегов на конюшне!

И никакого сюсюканья. И не надо терпеть Принцессу Арджуманд.

– Теперь тебя ждет сладкая жизнь, – продолжал Теренс. – Спать в доме, кататься на поездах – и мозговых костей до отвала. Мод обожает бульдогов!

Сирил расплылся в счастливейшей слюнявой улыбке до ушей.

– Мне срочно нужно в Оксфорд. Когда ближайший поезд? Эх, жаль, Бейна нет, он бы подсказал. – Теренс взлетел по лестнице и уже на верхней площадке, перегнувшись через перила, спросил: – Как думаете, она ведь меня простит?

– За ошибочную помолвку? Пустяки, мелкое недоразумение. Случается сплошь и рядом. Взять хотя бы Ромео – тоже был сперва влюблен в какую-то Розалинду. Джульетту ведь это не смутило.

– «И я любил? – продекламировал он, драматически простирая руку к Верити. – Не отрекайся, взор! Я красоты не видел до сих пор!»

Теренс скрылся в верхнем коридоре. Я посмотрел на Верити. Облокотившись на столбик лестницы, она с грустью провожала Теренса взглядом.

Завтра ей возвращаться в 1930-е, понял я, только теперь осознавая в полной мере, что это значит. Снова документировать Великую депрессию, читать детективы, остричь прекрасные рыжие волосы под каре, а длинные ноги, которые все это время прятались под длинными юбками, запаковать в шелковые чулки со швом сзади… И я больше никогда ее не увижу.

Нет, наверное, увижу на освящении. Если меня туда пустят. Если леди Шрапнелл не устроит мне пожизненную каторгу на барахолках, когда я сообщу, что епископского пенька не было в соборе.

А если я увижу Верити на освящении, что я ей скажу? Теренсу достаточно извиниться за то, что предлагал сердце другой. А я как оправдаюсь, что вынудил историю убрать меня подальше, чтобы не мешал развязке? Гордиться нечем. С таким же успехом мог все это время перебирать перочистки.

– Мне уже грустно, – вздохнула Верити, не отводя взгляда от верхней площадки. – Вроде бы нужно радоваться, что все так замечательно разрешилось и континуум не рушится… – Она посмотрела на меня своими прекрасными русалочьими глазами. – Диссонанс ведь ликвидирован, как считаешь?

– Есть поезд в девять сорок три, – возвестил Теренс, стремглав слетая по лестнице с чемоданом в одной руке и шляпой в другой. – Бейн предусмотрительно оставил у меня в комнате справочник. Прибывает в одиннадцать ноль две. Пойдем, Сирил, будем делать предложение. Куда он подевался? Сирил!

Теренс исчез в гостиной.

– Да, – кивнул я Верити. – Ликвидирован подчистую.

– Нед, вы ведь договоритесь, чтобы лодку вернули Джавицу? – попросил Теренс, появляясь уже с Сирилом. – И чтобы остальные мои вещи отправили в Оксфорд.

– Да, конечно. Езжайте.

Он пожал мне руку.

– До свидания. «Выше нос, до скорой встречи, друг!» Увидимся после каникул!

– Это… это вряд ли, – ответил я уклончиво, только теперь понимая, как буду скучать. – Всего хорошего, Сирил. – Я нагнулся погладить бульдога по голове.

– Ерунда, вы все это время поправлялись на глазах. К осеннему триместру будете как огурчик, и мы славно покатаемся на лодке, – пообещал Теренс, уходя, и Сирил радостно припустил за ним.

– Пусть убираются немедленно! – раздался сверху надрывный голос миссис Меринг.

На втором этаже хлопнула дверь.

– И речи быть не может! – заявила миссис Меринг, потом послышалось неразборчивое бормотание. – И скажи им…

Снова неразборчиво.

– Немедленно спустись и скажи им. Это все из-за них!

Снова неразборчиво.

– Если бы она как следует исполняла обязанности компаньонки, ничего подобного бы…

Окончание фразы отрезал хлопок дверью, и минутой позже к нам спустился чрезвычайно сконфуженный полковник Меринг.

– Чересчур много обрушилось на мою бедную супругу, – проговорил он, не отрывая взгляда от ковра. – Нервы. Очень хрупкие. Нужен покой и абсолютная тишина. Тебе, Верити, пожалуй, лучше к лондонской тетушке, а вам обратно… – Полковник нахмурился в замешательстве.

– В Оксфорд, – подсказал я.

– Ах да, занятия. Сожалею, – извинился перед ковром полковник. – Буду рад предоставить экипаж.

– Нет-нет, не стоит беспокойства.

– Никакого беспокойства. Велю Бейну… – Он снова умолк в растерянности.

– Я провожу мисс Браун до станции, – успокоил я его.

Он кивнул и двинулся наверх.

– Проведаю супругу.

Верити шагнула за ним на лестницу.

– Полковник Меринг! Вам не стоит отрекаться от дочери.

– Боюсь, Мальвиния настроена твердо, – пряча глаза, ответил полковник. – Страшное потрясение, знаете ли. Дворецкий и прочее.

– Все-таки Бейн – то есть мистер Каллахан – уберег от кошки вашего черного телескопа, – вступилась Верити.

И зря.

– Зато прошляпил пучеглазого рюкина, – мгновенно рассвирепел полковник. – Двести фунтов!

– Но ведь он забрал Принцессу Арджуманд с собой, – нашлась Верити, – и она больше не станет есть ваших рыбок. А еще помешал мадам Иритоцкой украсть рубины тети Мальвинии. И он читает Гиббона. – Верити посмотрела на него снизу вверх, опираясь на столбик перил. – А Тосси – ваша единственная дочь.

Полковник вопросительно оглянулся на меня.

– Что скажете, Генри? Найдет она свое счастье с этим дворецким?

– Он печется лишь о ее благополучии, – ответил я с уверенностью.

Полковник покачал головой:

– Боюсь, жена твердо решила – больше с ней ни слова. Говорит, с этого момента Тосси для нее умерла.

Он печально побрел наверх.

– А как же спиритизм? – не отставала Верити. – Удачная возможность пообщаться с усопшей.

– Это мысль! – просиял полковник. – Провести сеанс. – Он двинулся дальше, окрыленный. – Она любит сеансы. Отстучим: «Прости!» Должно сработать. Вот не думал, что в столоверчении есть толк. – Он громко побарабанил по перилам. – Идея что надо!