(настоящее время)

Взмах–всплеск! Взмах–всплеск! По гладкой, словно остекленевшей поверхности моря медленно, нехотя перекатывались невысокие, казавшиеся безжизненными волны. Днем и ночью команды гребцов в шлюпках тащили на буксире эльфийский корабль; над морем не ощущалось никакого, даже самого слабого, движения воздуха, кроме разве что тяжелого дыхания уставших людей; по их обнаженным по пояс телам струился пот, а они гребли и гребли, ожидая, когда отдохнувшая команда гребцов сменит их на веслах.

Взмах–всплеск!

Бэйр также был среди гребцов, и его мощные долгие гребки вызывали восхищение всех, кто находился с ним в шлюпке, но даже он, будучи самым рослым и физически самым крепким, чувствовал усталость, как и все остальные, потерявшие счет авральным вахтам. Медленно тянулось время, и так же медленно за шлюпками тянулся на длинном перлине[30]корабль.

Они гребли всю ночь и весь следующий день, а затем и всю следующую ночь; остекленевшую гладь воды не тревожило ничто, кроме весел.

Взмах–всплеск! Взмах–всплеск! Взмах–всплеск!

При свете нарождающегося месяца, висящего на западе низко над горизонтом, Бэйр стоял на палубе «Эройена», любуясь игрой лунного света. Вдруг он повернулся к Аравану и спросил:

— Дядя, да подует ли когда–нибудь снова ветер?

Араван тяжело вздохнул и ответил:

— Разве я не говорил тебе, элар, что мы целиком и полностью зависим от милости Руаллы, повелительницы ветров, и что она самая капризная и непостоянная среди богов? И когда она смилостивится над нами, я сказать не могу.

Бэйр в бессильной ярости ударил кулаком по обшивке бушприта и прорычал:

— Как нам нужен ветер, а Руалла спит!

— Бэйр, нам никоим образом не следует ее сердить.

— Но время идет, убегает как песок сквозь пальцы, а я не могу избавиться от чувства, что она… она…

— Взялась мешать и противодействовать нам? Честно говоря, элар, и я чувствую нечто подобное. Но тут ничего не поделать… Кроме того, что мы делаем.

Взмах–всплеск! Взмах–всплеск!

Сидевшие на веслах матросы продолжали упрямо грести.

Они гребли всю ночь, гребли в рассветные часы…

Наступило утро, а вместе с ним легкое колыхание воздуха; шелк парусов чуть–чуть затрепетал, и они, слегка расправившись под едва ощутимым бризом, еле слышно зашуршали.

— Руалла улеглась спать у нас прямо по курсу, — прошептал Бэйр сидящим с ним в шлюпке матросам. — Двигаемся этим курсом и разбудим ее.

И с новой силой гребцы взялись за весла… Взмах–всплеск! Взмах–всплеск! Взмах–всплеск!

Оки тащили вперед «Эройен», а между тем в воздухе над морем начали появляться признаки ветра; они становились все более и более ощутимыми, и к исходу утренних часов паруса наполнились ветром, задувшим в корму чуть под углом к левому борту. Араван подал сигнал гребцам возвращаться на судно, ставшие ненужными перлини смотали в бухты и уложили в трюм; шлюпки подошли к борту «Эройена», и гребцы проворно поднялись по веревочным лестницам на палубу, а лодки заняли свои места на шлюпбалках.

Когда вся команда снова была на борту, Араван скомандовал:

— Развернуть нок–реи! Господин Длинный Том, мы вошли в зону юго–восточного пассата, и я хочу, чтобы ни один порыв ветра не пронесся мимо наших парусов.

И когда по свистку Длинного Тома нок–реи были развернуты, шелковые паруса один за другим наполнились ветром, и вскоре корабль, подгоняемый еще и попутным течением, набрал скорость и понесся на юг.

Бэйр, стоя на носу, не сводил глаз от разрезаемых и бегущих назад волн. Постояв так, он поднял лицо к небу и прошептал:

— Благодарю тебя, госпожа Руалла. Твой ветер для нас такой долгожданный и желанный, но не могла бы ты приказать ему дуть чуть посильнее, поскольку все наши дела висят на волоске.

До полудня следующего дня они двигались вперед по курсу со скоростью десять узлов, однако почти сразу после полудня ветер слегка стих, и скорость хода «Эройена» снизилась до восьми узлов — это был максимум, которого мог достичь корабль при таком ветре.

Они шли примерно на такой скорости шесть последующих дней, однако на подходе к долготе, за которой начиналась полоса штиля, корабль пошел медленнее. А когда они вошли в полосу, на корабль налетел порывистый ветер и всей команде пришлось со всем усердием заняться парусами, чтобы поймать в них капризный бриз. И все–таки «Эройен» упрямо и настойчиво, хотя и медленно, шел вперед, и изнурительное маневрирование парусами было лучше, чем недавняя буксировка корабля при помощи весел.

Руалла забавлялась с ними, как капризное дитя игрушкой, практически ежеминутно меняя направление ветра, порывы которого то чуть не рвали паруса, то вдруг стихали до полного безветрия; то вдруг ветер начинал дуть со стороны, откуда его совсем не ждали, и корабль поспешно разворачивался, как танцор при выполнении сложного па. Это продолжалось всю вторую половину этого дня, ночь и весь следующий день, но перед закатом Руалле, наверное, наскучила эта игра, поскольку внезапно она заставила ветер дуть со стороны заходящего солнца в правый траверс корабля.

— Мы входим в область благодатных западных ветров, Ник, — сказал Араван. — Дай команду развернуть паруса.

Когда солнце скрылось за горизонтом и море окутали вечерние сумерки, Ник высвистал команду на палубу, и вскоре «Эройен» под всеми парусами, наполненными ветром, дующим в правый траверс, несся со скоростью двенадцати узлов, держа курс почти строго на юг.

Судно, гонимое попутным ветром, быстро шло, описывая длинную дугу, составляющую часть гигантского круга, и даже на пятый день ветер не только не ослаб и не изменил направления, а, наоборот, стал еще свежее и теперь нес «Эройен» по волнам со скоростью пятнадцати узлов.

Араван приказал натянуть дополнительный спасательный трос над поручнями на тот случай, если на палубу накатит высокая волна, — «Эройен» резал волну носом, при этом волны, случалось, перехлестывали через борта и корму. В этом–то как раз и заключался один из секретов быстроходности «Эройена», поскольку, вместо того чтобы подниматься и опускаться с волны на волну, корабль шел носом к волне, разрезая и проходя даже сквозь очень высокие валы.

Корабль все шел и шел вперед, медленно поворачивая по огромной дуге, соответствующей его маршруту на карте; благоприятный западный ветер не поменял направления, однако сейчас он уже дул не в траверс, а в корму под углом к правому борту.

Начался и надолго зарядил дождь; поверхность моря, покрытая белыми барашками волн, дыбилась под порывами штормового ветра, как будто ее подметали множеством гигантских метел, однако «Эройен» не сбавлял хода. Воздух становился все холоднее, по мере того как корабль шел дальше на юг.