отправляюсь в пустыню Аризоны, чтобы пробездельничать два года. Сейчас, как только вернусь в Штаты, я два года не буду надевать галстук и вести просвещенные беседы… уже тридцать лет хотелось окунуться в дикую красоту той пустыни».

У этой истории были вполне предсказуемые последствия. В надежде сорвать большой куш риелторы и торговые агенты обрушили на почтовый ящик Уайлдера в Хамдене, штат Коннектикут, небольшую лавину рекламных проспектов, в особенности о местечке Патагония в районе Аризоны, которую он по ошибке упомянул больше одного раза, когда делился своими мечтами. (Писатель выбрал его, потому что ему понравилось само название, которое и близко не напоминало Тусон.)

Уайлдер так и не добрался до Патагонии: для человека, который намеревался спрятаться, это было самое последнее место, – и тем не менее, когда 20 мая 1962 года он отъехал от своего дома на «тандерберде» с откидным верхом, в голове у него не было какого-нибудь конкретного адреса в Аризоне. По сложившейся за много лет традиции Изабел Уайлдер (1900–1995), его сестра и первый помощник, осталась на своем посту в их семейном доме в Хамдене, и, чтобы обеспечивать брату прикрытие и отвечать на многочисленные письма, отстукивая на машинке примерно такие же тексты, что приведен в качестве эпиграфа к данной статье.

После восьми дней пути, который по шоссе номер 80 довел Уайлдера от Техаса до Аризоны, в городке под названием Дуглас на американо-мексиканской границе, в 120 милях к юго-востоку от Тусона, его машина приказала долго жить. В 1962 г. Дуглас переживал «золотой век» своей истории в качестве Главного Города компании «Фелпс-Додж» (употребление прописных букв заслуженно) – статус подтверждался тем, что королевские медеплавильни, являвшиеся крупнейшим в мире производством, располагались в двух милях от городка. Это означало, что Уайлдер очутился в центре шахтерского городка в период экономического бума. Почти год он провел здесь – несколько первых месяцев прожил в «Гадсден-отеле», местной достопримечательности, а с августа 1962 года обосновался в маленькой квартирке, которую снял на Двенадцатой улице, в доме 757, в шести минутах ходьбы до «Гадсдена» и в двух милях от границы с Агуа-Приетой, Мексика.

Не забывая о перспективах появления на свет «Дня восьмого», мы должны на минуту представить себе эту маленькую трехкомнатную квартирку на втором этаже дома, в которой нет ни телефона, ни телевизора. Каждый день писатель работал за карточным столом, писал, дремал, слушал музыку на проигрывателе, который купил в конце 1962 года. Он так и не завел ни кошку, ни собаку и не взял с собой из Коннектикута материалы к своим любимым «Поминкам по Финнегану», поэтому пришлось заняться кулинарным искусством и учиться готовить себе ленчи, о чем и сообщал сестре:

«Медленно, очень медленно я расширяю свой репертуар у плиты. Уже распространил его на приготовление сосисок, но пока не вполне успешно. Надрезаю их до середины, варю, потом добавляю кетчуп» (11 ноября 1962 г.).

«Вчера в первый раз сварил яйца вкрутую (после неудачной попытки несколько месяцев назад). Успех решил повторить сегодня. Подал себе два кусочка хлеба – не тосты, просто слегка подсушил, – на них положил нарезанные помидоры и украсил сливочным сыром. К этому майонез; яйца и стакан молока. Роскошно!» (7 августа 1963 г.).

По вечерам он выходил в город поужинать и часто заканчивал ночь в баре «Гадсден-отеля» или в какой-нибудь пивной по другую сторону границы. Из-за того, что ему до дрожи нравилась пустыня, и потому, что местные рестораны оставляли желать лучшего, он часто уезжал далеко от города. Близким друзьям Гарсону Канину и Рут Гордон он писал в сентябре: «Через день по вечерам езжу на машине в Тумстон, или в Сьерра-Висту, или в Бисби, где ужинаю по-настоящему (другие тоже насыщаются…). Великолепие дороги невозможно выразить словами: словно на час окунулся в книгу Бытия».

Из писем Уайлдера становится понятно, что, куда бы он ни отправлялся, ему постоянно приходилось общаться с горными инженерами, другими представителями технических профессий и сталкиваться с их миром, а значит, беседовать на испанском – языке, которым он хорошо владел. Но главным, как он сообщал, для него было то, что его жизнь протекала среди людей, которые мало читали, не интересовались «искююством» и не относились к нему как к знаменитости – чего еще желать! Такая ситуация позволяла ему делать то, что хотелось и что следовало: слушать! «У меня имеется огромный талант, – писал он родным. – Я умею слушать. Это такая р-е-д-к-о-с-т-ь!». Он продолжал заниматься этим и в Дугласе, получая таким образом огромный объем информации о горном деле вообще и о добыче меди в частности, а также о жизни Главного Города в хорошие и плохие времена. В декабре 1962 года в письме племяннику Уайлдер писал без обиняков: «Ощущение от множественности душ человеческих воздействует на каждого человека по-разному: кого-то превращает в циников, многих – пугает. Вордсворта[79] это печалило; меня – радует. Время от времени я должен возвращаться к тому, чтобы окунаться в это разнообразие, иначе у меня наступит духовный застой. Я бегу в пустыню не от множественности, а от малочисленности».

Уайлдер не ограничивал себя Дугласом и его окрестностями: банк, книги из университетской библиотеки, пластинки для проигрывателя, которые ему нравилось слушать, продукты лучшего качества – все это служило поводом для постоянных вылазок в Тусон (два часа пути), иногда в Финикс (четыре часа). Рождество 1963 года он провел в Санта-Фе и в Таосе, а в самом начале своего пребывания в Аризоне десять дней гостил у своего старого друга в Гуаймасе, Мексика, один раз на неделю возвращался на восток, но в любой поездке пытался оставаться инкогнито, хотя не всегда это удавалось. Когда до художницы Джорджии О’Киф дошел слух, что писатель находится в Тусоне, она пригласила его остановиться у нее, но Уайлдер отклонил ее предложение. «Теперь ты можешь убедиться, что я действительно отошел от дел», – написал он своей племяннице Кэтрин.

Тем не менее в начале 1960-х «Уайлдер инк.» работала активно. Когда возникала необходимость, он звонил сестре с переговорного пункта в городе, чтобы обсудить разные технические вопросы, связанные с публикациями, даже идею создания мюзикла по пьесе «Сваха» (безумие, как ему казалось) и раз в неделю с удовольствием только что родившегося писателя писем отправлял ей «обязательные отчеты» о своей жизни и о том, как проводит время «отшельник из Аризоны».

В конце 1962 года, после небольшой передышки, Уайлдер возобновил работу над пьесами «Семь смертных грехов» и «Семь веков мужчины». В этом нет ничего удивительного. Выросший на страстной любви к театру, что прослеживается