у критиков, как его вторая книга. «Мост короля Людовика Святого» (1927) стал величайшим событием в истории американской литературы XX века, но «День восьмой», занявшего второе место после «Моста» по объему продаж и доходов от него, не менее впечатляющее событие, если вспомнить, что автору уже было под семьдесят, когда роман вышел.

Оценка романа критикой была неоднозначной. В 1967 году страна впадала в ступор из-за непрекращавшихся уличных беспорядков и вьетнамской войны, и в книгах очень часто возникала тема насилия: в частности, в «Хладнокровном убийстве» Трумена Капоте, в «Признаниях Ната Тернера» Уильяма Стайрона, в «Мастере» Бернарда Маламуда, – что стало веянием времени. В своем обозрении, сделанном для новостного бюллетеня «Клуба лучшей книги месяца», Клифтон Фадиман отмечал, что читателям, воспитанным на произведениях Нормана Мейлера[82], Джеймса Джонса[83] и Джона Барта[84], герои Уайлдера могут показаться «не вполне невротическими», и поэтому к ним будет «немного трудно» привыкнуть. Фадиман также подчеркивал: «Я полагаю, что множество критиков и читателей, находясь под влиянием мрака и темноты, окутавших наше время, отвергнут «День восьмой» по причине того, что автор уделяет такое значение вере для будущего человеческой расы». (Издание также публикует фотографию Уайлдера с Кэрол Чаннинг, которая позирует со всеми регалиями «Долли».)

Оценки критиков в течение долгого времени считались «смешанными» по двум причинам. Во-первых, книга действительно получила больше неоднозначных замечаний, чем любой другой роман Уайлдера. Но важнее то, что эта сага о двух семьях из Коултауна вызвала неодобрение у некоторых влиятельных медиа, среди которых были «Нью рипаблик», «Нью-йоркер», «Нью-йорк таймс бук ревью», «Тайм мэгэзин» и «Нью-Йорк таймс (воскресное приложение)».

В общем, негативно настроенные критики нападали на сюжет, стилистику, проповеди в романе, его философию. Такие определения, как «скучный», «поверхностный», «многословный», «неестественный», «нравоучительный» и «педантичный» показывают, что именно им не понравилось. Две цитаты отражают уровень недовольства, который овладел критиками: «Дидактика в романе Уайлдера по-своему невинна, одновременно неинтересна, а также невежественна, как и характеры, которые он создал» («Нью-Йорк дейли ньюс рекорд»). «Как только в изложении возникает необходимость столкновения, автор отстраняется, возвращается к краткому исследованию вечных жизненных истин, а читатель лишается важных подробностей» («Тайм»). Наконец, появился знаменитый отвратительный отзыв Стенли Кауфмана в «Нью Рипаблик», который назвал «День восьмой» «незрелым и напыщенным», «шокирующим и неисправимо дурным», а также «книгой, которая не несет смысла».

Но тех, кто отрицательно отнесся к книге, оказалось меньшинство как в США, так и в англоязычном мире. Возможно, никто не оценил красоту момента так драматично, как критик из «Сидней морнинг геральд» (Австралия): «Это скорее монумент – одна из тех величественных фигур из бронзы, что смотрят куда-то вдаль, которая вдруг спустилась с пьедестала и начала говорить». Газеты и журналы были полны хвалебных статей, оценивавших книгу как «восхитительно сотканный рассказ», по выражению одного из обозревателей. Слова, которыми пользовались критики по эту строну ограды, включали в себя «роскошный», «блестящий», «классический», «сияющий», «трогательный», «захватывающий» и «полный мудрости» – термин определенно связанный с особой оценкой исследования Уайлдером природы добра и зла, веры и любви.

Многие отметили афористичность и иронию Уайлдера, цитируя для примера высказывания доктора Джиллиса в первый день нового, XX века, а также слова автора о том, что «долг стариков уступать место молодым». «[Роман] создает широкую и красочную картину с уверенной легкостью, что делает «День восьмой заметным литературным явлением», – замечает критик из лондонского «Спектейтора». Обозреватель из «Крисчен сайенс монитор» называет роман Уайлдера «произведением большого воображения», в котором автор «поднимает жизненно-важные вопросы, и осуществляет это с глубокой мудростью и интеллигентностью, недоступными никакому другому американскому писателю современности».

То, что Уайлдер предложил в романе некую сумму взглядов (что ему, конечно, не удалось сделать в «Грехах» и «Веках») было понятно большинству критиков, которые, в зависимости от собственного кругозора и знаний, нашли новой книге место в широком контексте его драматических и прозаических произведений. Опытные критики, такие как Малколм Каули и Грэнвил Хикс, которые были прекрасно осведомлены обо всех отзывах, высказались с изяществом в своих привлекших внимание публикациях. Все чаще будут появляться мнения о повторяющихся темах в произведениях Уайлдера: вопрос, поставленный в романе «Мост короля Людовика Святого»: существует ли какой-нибудь заданный свыше «план» жизни человека; в романе «Небо – моя обитель» писатель очарован мыслью, что «Америка выступает в роли катализатора новой жизни, которая вырастает из старой культуры». Критик Флинт из «Мичиган джорнэл» нашел параллели с темой, поднятой в «Женщине с Андроса»: «Самым утомительным из всех наших приключений было то путешествие по длинным коридорам сознания к последним залам, где веру возвели на престол». Но гораздо чаще комментаторы не рисковали заходить дальше специалистов по печати из «Харпер энд Роу», которые сделали рекламу книге, выпустили ее в суперобложке и откровенно связали с двумя знаменитыми драмами, получившими Пулитцеровскую премию: «Если пьеса «Наш городок» – каждый персонаж которой самобытен и актуален – выступает от лица других таких же американских городков, а пьеса «На волосок от гибели» полна чудес, которые сопровождают род человеческий на всем протяжении его существования, то роман «День восьмой» свободно перемещается во времени и пространстве, вплетая блестяще созданные образы Эшли и Лансингов в широчайший гобелен событий, который, собственно, и есть человеческая история».

И, наконец, даже такой краткий обзор критических высказываний должен включать в себя примеры других мнений о книге: «Это произведение, которым могли бы гордиться Диккенс и Достоевский, случись им написать такое» («Денвер – Роки-Маунт ньюс»); «Роман заканчивается самым поразительным абзацем, который только можно найти в современной литературе» («Ашвилл ситизен таймс»); «Автор пошел на тщательно просчитанный риск, обозначив несколько параллелей в литературной истории, и выиграл» («Чикаго трибюн»); «Нет ни одного похожего романа за последние сто лет» («Вашингтон пост»); «Отлично изложенная история не только для сего момента, но на все времена» («Даллас таймс геральд»).

Станет ли когда-нибудь «День восьмой» классикой, как «Наш городок» и «Мост короля Людовика Святого» – «историей на все времена»? Тут нужно упомянуть, что за прошедшие годы студенты в Америке и в других странах в выступлениях на симпозиумах и в публикуемых эссе отдают дань роману как произведению эпического размаха. И действительно, Уайлдер в этом американском эпосе соединил воедино все, что знал о природе человека, о самом себе и обществе.

Не секрет, что «День восьмой» много значил для Торнтона Уайлдера как автора. Он уехал в Дуглас, штат Аризона, драматургом, а вернулся домой романистом. Он еще раз испытал себя в драме, но быстро возвратился к прозе – жанру, который отвечал его стремлению рассказывать истории.