Если рассматривать софистику «с положительной стороны» (что мы и делаем), то главной заслугой Протагора стало помещение человека во главе ценностного, да и вообще материального мира. Основное положение своей философии он выразил такими словами: «Человек есть мера всех вещей, тех, которые существуют…» Двусмысленную часть его суждения мы пока не рассматриваем, хотя и оно играет весьма существенную роль – особенно при определении эгоизма и индивидуализма. Важно то, что Протагор увидел в разуме и человеке опору всего существующего. Это – «великое слово» (Гегель). Труды его до нас не дошли, хотя их было немало («Наука спора», «О борьбе», «О знаниях», «О государстве», «О сущем», «Великое слово», «О честолюбии», «О добродетелях», «О неправильных людских деяниях», «О том, что в Аиде»). Его сочинение «Антилогии» сохранилось лишь в отрывках и преданиях. Надо сказать, что Протагор и его коллеги были в Афинах популярны. На их выступления люди шли не только ради познания, но и ради эстетического удовольствия. Он научил их видеть различия в явлениях, отличать, как говорят, две стороны медали в событиях и вещах. Протагор «первый сказал, что о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу» (Диоген Лаэртский), дал научное обоснование самой возможности иметь свою собственную точку зрения. У Платона в диалогах Протагор говорит: «…Какой мне кажется каждая вещь, такова она для меня и есть, а какой – тебе, такова же она, в свою очередь, для тебя» («Теэтет»).

Горячие споры греков по любому поводу

Эллины охотно следовали утверждению: «Следуя по стопам Протагора, эллины часто говорили, что о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу» (Климент). При определенных условиях, исповедуя подобную философию, можно стать на путь релятивизма и агностицизма, а то и на путь скептицизма, полнейшего цинизма. При том разнообразии людских умов, нравов, образования, воспитания, культур, вероисповеданий, интересов, желаний, целей и намерений – учение Протагора давало почву индивидуалистическому инстинкту. Как известно, он ввел в обычай публичный диспут. Диспуты эти, словно зараза или ветрянка, охватили Грецию. Народ так ими увлекся, что стал спорить по любому поводу и без повода.

Диоген Лаэртский констатирует: возникшие школы риторики стали учить эвристике, т.е. умению вести споры. И не только… Педагоги за свой труд стали требовать деньги, и немалые. Протагор первым ввел плату за обучение, беря со слушателей за урок до 100 мин (более половины таланта). Учителя быстренько сообразили – дело это очень выгодное. Неуемное племя спорщиков становилось все обширнее. Школы плодились, как кролики. Впрочем, иные из аналитиков (типа Протагора) пользовались немалым авторитетом и у политиков. Известно, Перикл поручил Протагору подготовку законопроектов для новой греческой колонии в Фуриях (444 г. до н.э.). Чем объяснялся столь головокружительный его успех? Восхищением его мудростью и познаниями? Скорее чрезвычайным удобством его релятивистских одежд. По Протагору, все в мире относительно: нет ни абсолютной истины, ни абсолютных моральных ценностей, ни абсолютной власти. Сей сугубо прагматический и циничный взгляд на действительность позволяет легко менять принципы и ориентиры, с такой же легкостью, как одежду при любой погоде.

Фигура греческого мудреца

Пока был жив его друг, великий Перикл, все для Протагора складывалось более или менее сносно. Но когда Перикл скончался, все изменилось. Близость к правителям всегда несет в себе опасность. Ревнивое окружение или недруг не преминет отомстить «счастливчику» при первом удобном случае. Лишенный защиты вождя, Протагор был обвинен в нечестии и изгнан из Афин, а его книга о богах (предмет гонений) была сожжена публично по приказу государства. Произведение начиналось словами: «О богах я не могу ничего знать, ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют, ибо многое мешает познанию этого; мешает этому как темнота предмета, так и кратковременность жизни человека». Его приговорили к смерти, но решили помиловать, изгнав из Афин. Во время переезда в Сицилию его корабль попал в шторм и он утонул.

Каковы итоги его трудов? Как отмечают итальянцы Д. Реале и Д. Антисери, его знаменитая аксиома («Человек есть мера всех вещей в том, что они существуют, и в том, что они не существуют») стала со временем на западе чем-то вроде magna charta, великой хартией западного релятивизма и заповедью индивидуалистов. А таким был и остается по сей день западный мир. Итак, с одной стороны, Протагор и софисты своей деятельностью способствовали развитию ума, расцвету демократических порядков, ибо демократия – прежде всего индивидуальность. Греция подарила миру и «прекрасную индивидуальность, и прекрасную демократию» (Гегель). С другой стороны, идеи софистов, восторженно встреченные в трибуналах, ассамблеях, политических кругах (ибо позволяли в случае нужды вывернуть буквально наизнанку правду и истину), стали одной из предпосылок заката и гибели афинского государства. Греция в конце концов превратилась в захолустную провинцию Римской империи под именем Ахайя (с центром римской администрации даже не в Афинах, а в Коринфе). По мысли Гегеля, виной тому во многом и стали эти самые софисты-демагоги: «Прекрасную демократию погубил тот вид рефлексии, который культивировался софистами». Я все же не стал бы на бедных софистов возлагать весь груз ответственности за трагедию Греции. Хотя с другой стороны, видя, как политические болтуны России смогли всего за 20 лет превратить великую державу, мощное государство (а заодно народ-победитель) в жалкое подобие, в полурабов, невольно задумаешься.

Идеи Протагора были развиты и дополнены построениями софиста Горгия… Горгий родился на Сицилии и прожил более века (483—375 гг. до н.э.). Он искусно возвел здание риторики на фундаменте нигилизма. В трактате «О природе, или О небытии» в первой части он доказывал, что объективно ничего не существует; во второй части доказывал, что субъективно, т. е. если предположить, что бытие все же существует, оно все равно не может быть познано; и наконец, в третьей части Горгий пытается убедить в том, что если субъективно и объективно бытие все же существует, если оно познаваемо, нет никакой возможности сообщить другим это познанное. Гегель, правда, указывает, что диалектика Горгия имеет «интересное содержание» и совершенно объективный характер, и это вовсе «не болтовня».

Ионическая капитель на дороге к Дельфам

Что привлекало Гегеля в рассуждениях Горгия? Чистая диалектика. Нас же куда более привлекает «диалектика грязная», то есть то, что и сам Гегель определяет как «здравый человеческий смысл». «Здравый человеческий смысл заключает в себе образ мышления, максимы и предрассудки своего времени, и определения мысли этого времени управляют им совершенно бессознательно для него», – пишет Гегель. Горгий заставляет нас вступить на путь мнений и ситуаций. Иные пытаются оправдать эту философию, считая ее вполне разумной и даже рациональной. «Это анализ ситуаций, описание того, что надо и чего не надо делать… Горгий, таким образом, один из первых представителей этики ситуаций. Ваши обязанности, говорил он, зависят от момента, эпохи, социальной характеристики; один и тот же поступок и хорош, и плох, в зависимости от того, к чему он относится» (М. Миглиори). Понятно, что человеку, находящемуся в самой гуще жизни, просто невозможно укрыться за «китайской стеной» релятивистской философии и там преспокойно пересидеть все бури и невзгоды. Горгий мог еще позволить себе бросить лозунг, что, мол, в этом мире «все ложно» (познание, бытие, истина). Это вполне в духе и вчерашних политиканов в России: бросить громкий лозунг и исчезнуть, оставив людей в отчаянии и полнейшем недоумении – как жить дальше, во что верить. В примитивном восприятии масс это часто означало следующее: «Пропади все пропадом» или «Гори все ясным пламенем».