— Нет-нет-нет, он его защищал…

— От кого? — оживилась Даша. — Кто-то вышел из картины?

— Даша, ты нам мешаешь. Выйди из комнаты, если трусишь.

Чуб пошла было прочь, но застыла в проеме двери, обернулась — любопытство нокаутировало страх, и рефери считал до десяти, выясняя, кто тут окажется главным победителем.

Маша Ковалева бестрепетно развернула картину, села в кресло напротив. Несколько секунд изучала полотно.

— Расскажи мне, как это было, — обратилась она к дому, — Вова смотрел фильм… потом посмотрел на картину… и сразу упал? Нет, прости, сына я тоже вряд ли могу воскресить. Но если уж я разучилась воскрешать людей, может, хоть с вещами я справлюсь?

Ковалева подошла к безымянной картине, опять отвернула ее «спиной», провела рукой над полотном и принялась шептать воскрешение.

На задней стороне картины исчезла охровая краска, а вместо нее проступили странные буквы:

ПО

РА

— Ух ты! — поощрительно ухнула Даша. — Пора! Но куда нам пора? Пора предпринять что-то? Или типа пора года — весна? Весна, 9 мая…

Маша развернула картину лицевой стороной.

Изображение не изменилось, только обтрепанность холста ближе к краям исчезла, воскрешенное полотно сияло новыми яркими красками,

Идиллическая картинка — дом, солнце, скамейка и парк — стала еще привлекательней.

А в углу проявились полная надпись:

9 мая, ст., Провалье.

— Провалля! — произнесла вслух Даша Чуб, округляя глаза. — Черт, но это же все… это ВСЕ объясняет! Мать моя маяковка, я знаю, где стоит этот дом!!!

В Киеве было несколько мест, носивших странноватое название Провалье.

Трудно было ответить, кто и когда дал им подобное название или звание, но известно оно было еще в 1771 году.

И дело было не только в фирменных киевских перепадах высот, когда Город круто падал вниз и у стоящего над обрывом замирало сердце и ныло в животе от сладостного чувства опасности. И не случайно именно в этих провалах скапливались самые разнообразные городские мифы, легенды, предания и чудеса.

После приключений прошлой осени Даша могла с полным на то основанием считать себя главной исследовательницей киевских провалов Крещатика и майдана, но на верхнем Печерске в роли исследовательницы она оказалась впервые.

Две Киевицы вышли из такси на площади у метро «Арсенальная» — аккурат на мистическом Перекрестке Провалов.

Кловское Провалье — длинный овраг, рассекавший пополам Липки и Печерск, огромная бездонная яма, пролегавшая когда-то между нынешней Арсенальной площадью и Мариинским дворцом, был зарыт еще в XIX веке.

Второе Провалье — многоярусный обрыв, спускавшийся к Днепру под Мариинским дворцом и Царским садом, — существовало и доныне, и даже в наше время напоминало сказочный лес, полный колдовских тайников и зарытых преступлений.

— Ух ты… А почему я не замечала их раньше? — воскликнула Даша

Выбравшись из машины первой, Чуб как небезызвестный баран уставилась на Николаевские ворота — маленький замок с башней и зубчатыми стенами. Похожая на шахматную ладью, Башня выглядывала из-за правого плеча павильона метро «Арсенальная».

Сколько раз Чуб проезжала мимо, проходила мимо, и почему-то всегда смотрела мимо, — не замечая желтого готического замка. Метро замечала, памятник с пушкой знала, как облупленный, а вот на мини-замке не фокусировала взгляд. А ведь сквозь эти Николаевские ворота с замурованным ныне входом и въезжали некогда на Печерск — в Печерскую крепость.

Маша же тем временем смотрела направо — аналогичным «бараньим» взглядом на Дом-самолет, прозванный так оттого, что с высоты небес он напоминал аэроплан с двумя крыльями.

Конечно, Маша замечала его, и не раз…

Конечно, Маша знала, что и этот дом, и дом рядом — «жемчужины» киевского конструктивизма Иосифа Каракиса.

Маша знала даже, что Дом-самолет — только часть амбициозного и неосуществленного проекта, который должен был захватить весь киевский склон, уничтожив, возможно, и остатки старинной Печерской крепости, и Аскольдову могилу чуть ниже.

И в вечной борьбе старого и нового, новомодного (!) — Маша всегда занимала сторону г-жи Истории.

Каким бы прекрасным ни был «самолет» Каракиса, Маша не могла простить красавцу дому, что тот построен на месте убитых — казненных церквей.

И еще с внешней стороны дом нисколько не походил на их картину, скорее на еще одну крепость — пусть и в стиле конструктивизма, — с высокой и серой крепостной стеной, круглой аркой-входом и декоративными башнями.

— Идем во двор, — позвала ее за собой Даша Чуб. — Я тут все нычки знаю с тринадцати лет. И сталинские дома над Провальем стоят только тут, у метро. За мной, Машуха!

Они проскользнули сквозь серую арку и оказались в катакомбах «замкового города» — за одним домом длинной стеной стоял другой дом, и, поблуждав с полминуты, Чуб уверенно остановилась и провозгласила:

— ВОТ!

А под носом у Маши Ковалевой оказался Дашин смартфон с изображением проклятой картины. И «Машуха» вынуждена была согласиться с изображением.

Естественно, никакой патриархальной зеленой скамейки тут давно уже не было, и двор не очень походил на маленький сквер, но стены дома Каракиса, пусть и зарисованные контуром сзади, были узнаваемы и в чем-то неповторимы.

— Но самое главное — вот! — поманив подругу рукой, Чуб прошла вперед и остановилась на краю узкой дороги, зависшей прямо над обрывом. — На картине не просто домик и дворик… Это киевский домик и дворик с видом на Провалье!

Сейчас, когда росшие на косогорье деревья еще не обзавелись новой листвой, сквозь их ветви отлично просматривалась и крутизна провала, и нижняя Парковая дорога к Аскольдовой могиле — все то, что звалось в Киеве загадочным бездонным словом.

Некоторое время они шли по дорожке над бездной. Прямо на дороге громкая стайка мальчишек азартно палила комьями грязи по пустым бутылкам («Мне Достоевский не нравился, он вообще идиот — не думал, чего он писал», — донесся до них обрывок специфического литературного диспута. — «Мазила… иди медляк танцевать!» — «Сам медляк… Я не медленный, я энергосберегающий», «…сейчас сбросим тебя вниз, прямо в могилу!»).

Миновав их, они вновь оказались за спиной метро «Арсенальная», у дальних, изрезанных трещинами стен Николаевских ворот.

Зубчатые стены ворот в Печерскую крепость прятались за бетонной стеной, и по верху ее вилась многочисленными змеями добротная колючая проволока.