„Пугачёва“. Уведомь, что ещё пишет. Да ради Бога, заставьте его продолжать „Онегина“, эта прелесть у меня вечно в руках».

Прочитав повесть Пушкина «Пиковая дама», Давыдов напомнил ему о их мимолётном разговоре («когда-то на лету») относительно служанок, которые свежее великосветских женщин: «Ты слово в слово поставил это эпиграфом в одном из отделений „Пиковой дамы“». Денис Васильевич также подсказал Пушкину поговорку «Береги платье снову, а честь смолоду», которую Александр Сергеевич использовал в качестве эпиграфа к роману «Капитанская дочка».

В январе 1836 года Давыдов приезжал в Петербург для устройства в учебное заведение своих сыновей. Пушкин подарил ему «Историю Пугачёва», сопроводив презент стихотворным посланием:

Тебе, певцу, тебе, герою!

Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

Скакать на бешеном коне.

Наездник смирного Пегаса,

Носил я старого Парнаса

Из моды вышедший мундир,

Но и по этой службе трудной,

И тут, о мой наездник чудный,

Ты мой отец и командир…

Во время кратковременного пребывания Давыдова в Северной столице Александр Сергеевич привлёк его к сотрудничеству в «Современнике». В нём было опубликовано шесть стихотворений Дениса Васильевича и две статьи — «Занятие Дрездена» и «О партизанской войне».

Смерть Пушкина поразила Давыдова. «Какое ужасное происшествие! Какая потеря для всей России!» — говорил он Вяземскому.

Потерей для России была и кончина Дениса Васильевича, на которую Вяземский откликнулся стихотворением «Эперне»[138]:

Так из чужбины отдалённой

Мой стих искал тебя, Денис!

А уж тебя ждал неизменный

Не виноград, а кипарис.

На мой привет Отчизне милой

Ответом скорбный голос был,

Что свежей братскою могилой

Дополнен ряд моих могил…

* * *

Как отмечалось выше, лелея мысль о создании собственного журнала, Пушкин заранее собирал для него материалы. Одной из попыток получить их было общение с героем наполеоновских войн генералом А. П. Ермоловым.

«Гренадеры прибыли сюда не для парадов»

Героя Отечественной войны Н. Н. Раевского Пушкин называл памятником 1812 года, таким же памятником был для него и генерал от артиллерии Алексей Петрович Ермолов. В мае 1829 года поэт отправился на Кавказ. Дорога неблизкая, тем не менее Александр Сергеевич отклонился в сторону на 200 вёрст, чтобы повидать в Орле опального генерала.

…В четырнадцать лет Ермолов был записан унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк. Его боевая служба продолжалась треть столетия. В 1794 году Алексей Петрович участвовал в штурме Праги, предместье польской столицы, и получил из рук А. В. Суворова свою первую награду — скромный крестик Святого Георгия 4-го класса.

Отличаясь большой храбростью, решительностью и организационными способностями, Ермолов тем не менее медленно продвигался по служебной лестнице, на что сетовал позднее в своих «Записках»: «Несчастьями гоним был тяжело и продолжительное время».

При Павле I Алексею Петровичу пришлось побывать в казематах Петропавловской крепости и ссылке. Причиной этого были его прямота и чувство собственного достоинства — нагрубил генералу из немцев. Ермолов был остёр на язык, и это тоже не благоприятствовало его карьере. Д. В. Давыдов, двоюродный брат Алексея Петровича, спрашивал в одном из своих писем: «Во что обмакиваете вы перо ваше, потому что с него стекают не чернила, а желчь?»

При восшествии на престол Александра I Ермолов был освобождён. 9 июня 1801 года в чине подполковника его зачислили в 8-й артиллерийский полк. Алексей Петрович получил в командование роту конной артиллерии, располагавшуюся в Вильно. Там у него произошёл конфликт с А. А. Аракчеевым, бывшим в это время инспектором всей артиллерии. Как-то осмотрев роту Ермолова после трудного 30-вёрстного перехода и не найдя, к чему бы придраться, Аракчеев отметил, что лошади утомлены, а ведь в артиллерии репутация офицеров зависит от их содержания. «Очень жаль, — ответил Алексей Петрович, — что в русской артиллерии репутация офицеров слишком часто зависит от скотов».

Эта фраза в бесчисленных вариантах разнеслась по всей России и сильно осложнила Ермолову жизнь. Одному из своих друзей Алексей Петрович писал: «Мне остаётся или выйти в отставку, или ожидать войны, чтобы с конца своей шпаги добыть себе всё мною потерянное».

Из общей массы офицеров среднего уровня Ермолов выделился только в тридцать лет, проявив все свои достоинства в войнах 1805–1807 годов. Его незаурядные способности военного руководителя заметил П. И. Багратион. «Произведён я был в полковники, — вспоминал Ермолов. — Кампания против французов в Пруссии расточила тьму, омрачавшую существование моё: я появился в свете замеченным со стороны усердия и доброй воли к службе. Вечно в памяти моей будут благодеяния князя Багратиона, как первого бросившего несколько цветков на трудный путь, пробегаемый мною на военной службе, без покровительства, не без трудов. Я боролся с сими, и счастье допустило меня собрать некоторые плоды их. Великий князь Константин Павлович удостоил меня милостивого своего внимания, и его отзывами обо мне сделался я известен государю».

И не только государю. В 1807 году Алексей Петрович вернулся в Россию с репутацией одного из лучших артиллеристов русской армии. К 1812 году Ермолов был уже генерал-майором, а в начале Отечественной войны получил должность начальника Главного штаба 1-й Западной армии, которой командовал Барклай де Толли, не ладивший с командующим 2-й Западной армии П. И. Багратионом, и Алексею Петровичу приходилось лавировать между ними. В докладах Барклаю де Толли он передавал резкие и дерзкие отзывы Багратиона в «выражениях самых обязательных», а в письмах Багратиону холодность и грубость Барклая де Толли представлял в «видах приятных». В итоге Багратион писал Ермолову, что он не ожидал найти в Барклае де Толли столько хорошего, как нашёл, а Барклай де Толли говорил, что он «не думал, чтобы с Багратионом можно было так легко служить».

Лавирование между командующими нелегко давалось начальнику штаба 1-й армии. «Когда гибнет всё, — увещевал Алексей Петрович Багратиона, — когда Отечеству грозит не только срам, но и величайшая опасность, там нет ни боязни частной, ни выгод личных. Принесите ваше самолюбие в жертву погибающему Отечеству нашему, уступите другому и ожидайте, пока не назначат человека, какого требуют обстоятельства».

Сам Ермолов пассивно ждать назначения единого главнокомандующего не желал и просил царя о решении этого вопроса, послав ему с 16 июля по 10 августа четыре письма, в которых взывал: «Необходим начальник обеих армий. Нужно единоначалие!»

Касаясь положения в армии, он указывал на вредное влияние на войска непрерывного отступления: «Отступление, долгое время продолжающееся, тяжёлые марши возбуждают ропот в людях, теряется доверие к начальнику. Солдат, сражаясь как лев, всегда уверен, что