Я сжал кулаки. Хлыст предал меня. Внутри забурлило что-то черное и маслянистое, и я едва сдержался, чтобы не процедить сквозь зубы: «Трус». Он продал меня Империи, и почему? Из страха. Одной Земле ведомо, чем это теперь кончится. Я ведь видел собственный труп среди множества других в водах тех рек, что текут в будущее. Наручники на запястьях как будто стали туже, я вздрогнул и сутуло склонился над краем стеклянного стола. Хлыст поставил под угрозу не только мою жизнь, – что там, моя жизнь была в наименьшей опасности. Я был имперским нобилем, дальним родственником самого императора и достаточно ценным ресурсом. А Отавия Корво? Паллино? Бандит, Сиран и все остальные? Даже сам Хлыст мог не избежать наказания.

– Как с ним поступили? – спросил я наконец.

– Все ваши сообщники заперты на «Мистрале». Кхарн Сагара согласился посторожить их, пока мы не сможем транспортировать корабль на «Непреклонного».

– Они невредимы?

– Невредимы. Пока что. – Бассандер посмотрел на меня, оправил мундир и подбоченился.

Я заметил, что он вернул свой меч, принадлежавший ранее адмиралу Венту, который я забрал у него, когда отрубил руку.

– Их судьбу решит трибунал, когда все закончится, – добавил он.

Я сглотнул, стараясь сдержать внутри черную ярость, но та не давалась, извиваясь, и никакие поучения Гибсона и схоластические афоризмы Аймора не могли усмирить этот первобытный гнев.

– А доктор Ондерра?

– Ей ничто не угрожает, – брезгливо поморщился Бассандер. – Она тавросианка, и мы отпустим ее, когда уладим все вопросы. Ее участие в этом не стоит конфликта с Демархией.

Я облегченно вздохнул и лишь тогда задал вопрос, который мучил меня сильнее всего, но при этом казался наименее важным.

– А со мной что будете делать? – спросил я, как можно горделивее задрав голову. – В шлюз?

Бассандер не церемонился с ответом.

– Будь моя воля – да, – просверлил он меня взглядом. Боги, какой же он бесчувственный! – Но решения принимаю не я. Вы меня обхитрили. Вы правы… вы иммунис Смайт. Ей с вами и разбираться. Ваша судьба в ее руках, но лишь после того, как с ней разберется Хауптманн. – Он скривился так, как будто съел что-то невероятно мерзкое, вроде пирожного с нефтью вместо сливок. – Ума не приложу, как вам удалось ее подговорить.

– Вы мне льстите! – не менее язвительно воскликнул я. – Бассандер, она трибун Имперских легионов. Подговорить ее для меня все равно что сотворить золото из воздуха. Своими словами вы унижаете ее.

К моему легкому удивлению, Бассандер смущенно потупил взгляд:

– Вы правы. Это недостойно…

Создалось впечатление, что он пережевывает какую-то мысль, а может, это был всего лишь его язык.

– Она приказала, чтобы вас закрыли на «Мистрале» вместе с вашей жалкой бандой.

Я посмотрел на него исподлобья, с трудом сдерживая удивление. Значит, не шлюз. И даже не карцер.

– Вы серьезно? – спросил я, сдерживая улыбку.

– А я бываю несерьезен? – произнес Бассандер, демонстрируя незамеченную мной доселе саморефлексию. – Она решила, что так будет безопаснее, чем везти вас на моем корабле. Сагара держит «Мистраль» на замке.

Он остановился напротив меня, уставившись на носки своих сапог.

– Сюда послали только «Непреклонного»? – спросил я, желая обсудить что-то помимо себя.

Бассандер взял паузу, словно сомневаясь, стоит ли мне знать ответ на этот вопрос.

– С ним «Фараон» и «Бальмунг».

– А флотилия? Хауптманн?

– На переговорах его не будет, – с каменным лицом ответил капитан.

– То есть переговоры состоятся?

– Да, – ответил Бассандер и сел.

Меня вдруг осенило.

– Может ли быть, что Хауптманн вообще об этом не знает? Смайт могла скрыть от него информацию. – Надежда окрылила меня, и я говорил не думая. – На ее месте я бы так и сделал.

Мандари достал из кармана небольшой черный пульт и покрутил его длинными тупыми пальцами.

– Рыцарь-трибун не такая, как вы.

На это я возразить не мог. Бассандер нагнулся, не выпуская пульта. Там, где была пришита отрубленная кисть, белел тонкий шрам. Мне он показался слишком ярким, ярче, чем белые лампы в комнате для допросов и медные трубы на стенах и потолке. Я буквально видел, как в мозгу Бассандера вращаются шестеренки, как его древний механизм, скрипя, вырабатывает новое умозаключение.

– Если она… Райне Смайт… умрет, если Хауптманн приговорит ее к казни за сговор с вами… вас будет ждать не эшафот и не гильотина. – Он посмотрел мне в глаза, и между нами вновь как будто пробежала огненная черта. – Ясно?

– Предельно, – ответил я.

Бассандер Лин щелкнул пультом и убрал его в карман мундира. Электрические магниты моих наручников разомкнулись.

Оказавшись свободен, я потер запястья:

– Вы меня отпускаете?

– Снаружи ожидают шестеро солдат, которые отведут вас на «Мистраль». Если попробуете что-нибудь выкинуть, они вырубят вас, как бешеного пса, и бросят обратно за решетку. Вы меня поняли?

Я не собирался играть роль кроткого песика и стиснул зубы.

– Вы меня поняли? – грозно повторил Лин.

– О! – ответил я, выпрямляясь во весь рост, чтобы посмотреть на него свысока. – Прекрасно понял.

Каким же огромным был этот ужасный корабль? Сколько тайн он хранил?

Конвой Бассандера сопроводил меня по трапу «Скьявоны» в трюм «Демиурга», настолько просторный, что в нем могла бы поместиться вся Обитель Дьявола, за исключением разве что верхней трети крепостной башни. Подняв голову, я почувствовал кожей угрюмый ветер и не удивился бы, если бы под потолком плыли облака. «Скьявона», эта черно-золотистая стрела, ощерившаяся пушками и сенсорами, вполне вписывалась в темное окружение. Вытянув шею, я смог разглядеть на мостике в задней части корабля силуэты мужчин и женщин. «Скьявона» напоминала более тонкий и злобный «Бальмунг». Почему должно быть иначе? Перехватчик добрался до Воргоссоса очень быстро. Я и думать не хотел, чего стоила – если измерять в антиматерии и имперских марках – эксплуатация столь скоростного судна. Неудивительно, что таких перехватчиков было очень мало.

В свете прожекторов сверкнул золотистый металл, и, признаюсь, я обомлел. С внутренней стены ангара на меня смотрели жуткие лица. Черные фигуры людей и чудовищ сражались на готическом фризе, как на тяжелых дверях дворца Кхарна. Легионеры не были впечатлены увиденным, а может, просто не разделяли моих странных интересов, грубо подтолкнули меня вперед. Мы направились к одному из ликов, следуя за призрачной голографической чертой, похожей на тонкую паутинку. Приблизившись, я увидел, что у скульптуры весьма непристойно открыт рот. Сквозь него мы и прошли. Чудовищный корабль Кхарна как будто сожрал нас. Голографическая линия мерцала, ведя нас по темным коридорам под рифлеными балками, среди которых вздыхал ветер, то горячо, то холодно, как ночные сквозняки, гулявшие среди мерлонов моего дома.