В прологе к своей книге Снорри писал, что ни один скальд перед лицом правителя, которому пел славу, не решился бы приписать ему деяния, которых тот не совершал. Это было бы не похвалой, а насмешкой. В песнях прославлялись подвиги, известные людям. Песни должны были распространить такую известность шире, а это могло быть только в том случае, если слушатели подтверждали слова скальда.

Везде, где только возможно, Снорри ссылался на информатора, от которого он получил те или иные сведения. При этом он поясняет, почему такой человек может знать правду или почему такие сведения правдивы. В других случаях он прямо говорит, что о дальнейшем «ничего не рассказывают».

Исследователь событий, чуждый всякой фантастики, Снорри завоевывает доверие читателя своей явной нелюбовью к выдумке. У него трезвый взгляд реалиста, человека, ищущего во всем простого объяснения, поэтому все, что он счел возможным поместить в свои саги о «стране бьярмов», представлялось мне заслуживающим доверия.

Но оказалось, что всего этого не так много. Вопреки распространенным утверждениям, что в исландских сагах рассыпаны многочисленные сведения о бьярмах и их стране, в «Круге земном» я нашел только три упоминания, и два из них ограничиваются всего лишь несколькими фразами.

Первым у Снорри посещает в 916 году «страну бьярмов» молодой еще сын Харальда Харфагра — Эйрик, получивший впоследствии за убийство своих братьев прозвище Кровавая Секира. Перед этим путешествием он успел с пятью кораблями совершить набеги в страны саксов, фризов, данов, хорошо повоевать в Шотландии, Бретланде (по-видимому, в Бретани), в Ирландии и Валланде (Франции). «После этого, — писал Снорри, — он отправился на север в Финнмерк и дальше в „страну бьярмов“, где произошла большая битва, в которой он одержал победу».

В том, что это действительно произошло в «стране бьярмов», сомневаться не приходится. Такое же известие я обнаружил в саге об Эгиле, притом с существенным добавлением, что битва была на берегах «реки Вины» и что «об этом рассказывается в песнях, сложенных в его честь».

Ссылка на свидетельство скальдов, как мы знаем, для Снорри была равноценна документальному подтверждению. Но что мог я извлечь из такого сообщения? Только то, что Эйрик там был, указание на реку Вину, которую знает рассказ о Торире Собаке, и первоначальное направление похода — на север, через Финнмерк, то есть страну саамов, современный Финмарк. Однако никакого «Финнмерка» сага об Эгиде не знает. Как справедливо считают исследователи саги, эта подробность была нужна Снорри лишь для того, чтобы там Эйрик мог найти свою жену, подтвердив расхожую версию, что Гуннхильд, дочь Ацура, которую не любили норвежцы, была колдуньей и обучалась этому искусству у финнов. На самом же деле историки находят, что Гуннхильд была дочерью датского короля Горма.

Вторым конунгом, попавшим в «страну бьярмов» почти через полвека после Эйрика, примерно в 965 году, был его сын, Харальд Серая Шкура. «Однажды летом, — писал Снорри, — он поплыл со своим войском на север в „страну бьярмов“, совершал там набеги и дал большую битву бьярмам на берегах Вины… Об этом говорит Глум сын Гейри».

Географические признаки, которые указывает этот скальд, совпадают с теми, что мы уже знаем. Точный перевод текста позволяет прояснить это свидетельство, потому что Глум говорит не о «берегах Вины», а о «холмах Вины». Никакого «Финнмерка» здесь уже нет, но указание начального пути «на север» — сохранено.

Третье и последнее свидетельство Снорри о «стране бьярмов» уже нам известно — это рассказ о Торире Собаке, вернее, рассказ о том, где и каким образом Торир Собака начал свою месть за племянника, Асбьерна Тюленя. Как я говорил, все побеги цветистого дерева фантазии поздних исследователей Биармии произросли на почве именно этого рассказа.

Но что нового он дает нам? Маршрут? Он такой же, как и в первых двух сюжетах: на север до конца обитаемой Норвегии, а там сразу же на «берег Вины». Между северной Норвегией и «рекой Виной» нет никаких ориентиров, кроме разве что Гандвика, «Волчьего залива», в котором К. Ф. Тиандер видел исконное название Кандалакшского залива. И напрасно! Ничего общего, кроме созвучия, Кандалакша с Гандвиком не имеет, разве что общее окончание «залив», выраженное по-фински и по-норвежски. Конечно, можно вспомнить, что «беормы», по словам Оттара — или Вульфстана, — говорили сходно с финнами, но на побережье Кандалакшского залива во все исторические времена жили несколько иные финны, а именно саамы-лопари.

Вернувшись опять к повествованию о Торире и Карли, я смог взглянуть на многое по-новому. Например, я впервые задумался, почему Торир не убил Карли еще в Биармии, гораздо раньше, чем они возвратились в Норвегию? Похоже было, что свобода Снорри как рассказчика была связана тем обстоятельством, что Торир Собака убил халогаландца Карли именно в Гейровере, когда тот возвращался откуда-то с богатой добычей. Таков был исторический факт, и Снорри не мог его исказить. Чтобы согласовать факты и сделать их понятными для читателя, он, как можно думать, ввел рассказ о поездке в Биармию. Иначе откуда у Карли могла быть какая-то добыча?

В самом деле, откуда? Что и почему должны были делить Карли и конунг? Ведь Карли не сам вызвался в эту поездку: конунг послал его!

По мере того как я сопоставлял факты, во мне крепла уверенность, что долгая и опасная экспедиция к бьярмам всего на одном корабле заслонила собой заурядный сбор дани с северных лопарей, которые не случайно ни разу не названы в саге. Не назвал Снорри и Финнмерк, мимо которого должны были бы проплывать Торир и Карли.

Здесь было над чем поразмыслить. Ведь как раз сюда, на север Норвегии, норвежские конунги отправляли своих подручных для сбора дани с саамов, вторгаясь в «сферы влияния» таких хэвдингов, каким был некогда Оттар и, по-видимому, Торир Собака с острова Бьяркей. Возвращаясь к тексту саги, всякий раз я приходил к заключению, что Ториру вовсе не надо было отправляться в Биармию и грабить святилище Йомалы, чтобы отомстить Карли за смерть своего племянника Асбьерна Тюленя. Не случайно же вплоть до возвращения в северную Норвегию, то есть в пределы своих владений, Торир никак не проявляет свою враждебность к Карли и Гуннстейну! Они действуют как равноправные партнеры. Да и гнаться за кораблем Карли Торир начинает, только вступив в свои территориальные воды. Почему? Непонятно.

Столь же трудно объяснить убийство Карли одной лишь местью. Ведь Асбьерна убил не он. Карли только показал Асбьерна Асмунду, сыну Гранкеля, которому, как и Олаву-конунгу, должен был мстить Торир. Об этом в саге сказано прямо. Копье, поразившее Асбьерна, было