Это не просто успех – газеты пишут про «нашествие», «взрыв» и «извержение». Писатель Марсель Пруст сравнивает гастроли русского балета с делом Дрейфуса – несколько недель парижская публика больше ни о чем другом не говорит. Петербургская пресса тоже пишет, но не о триумфе, а о скандалах, искажении классических русских опер и надругательстве над русским искусством. Все говорят о романе Дягилева и Нижинского.

Несмотря на шумный успех, гастроли приносят огромные убытки: 86 000 франков[102], которые Дягилев должен возместить Театру Шатле. Продюсер не хочет расплачиваться и пытается тайно договориться с конкурирующей площадкой – Гран-опера. Когда это вскрывается, прежние парижские друзья Дягилева превращаются в его злейших врагов. Директор Театра Шатле Габриель Астрюк сообщает прессе, что Дягилев – мошенник, а затем пишет подробный донос в Россию – на имя министра двора барона Фредерикса, который курирует все императорские театры. Выясняется, что Дягилев в парижских переговорах выдавал себя за представителя власти, подписывая письма выдуманной должностью «чиновник канцелярии Его Императорского Величества». Астрюк пишет, что оскандалившиеся «Русские сезоны» больше не вызовут такого ажиотажа, поэтому их финансирование следует прекратить.

Михень пытается заступиться за Дягилева, но ее сын Андрей, Кшесинская и чиновники из дирекции императорских театров берут верх. Министерство двора накладывает вето на все его проекты. Дягилев в черном списке, путь на родину для него закрыт. И тогда он начинает строить бизнес по совершенно новой схеме: без опоры на госфинансирование и покровительство.

Расплатиться с долгами оказывается не очень сложно – помогают парижские знакомства, которые Дягилев завел еще на первых выставках. Он находит новых композиторов: Клода Дебюсси и Мориса Равеля, а также молодого ученика Римского-Корсакова, Игоря Стравинского. Последнему он заказывает балет в русском стиле, экзотическое костюмное шоу в духе «Бориса Годунова», и Стравинский очень быстро пишет «Жар-птицу». Но тут восстают артисты. Им кажется, что в балете нет мелодии и он не похож на музыку. Стравинский сам аккомпанирует на каждой репетиции, «расстраивает рояль» – шутят в труппе.

Гастролям предшествует новая мощная пиар-кампания. Про Стравинского пишут как про нового русского гения. Но главным успехом становится «Шехеразада» покойного Римского-Корсакова с Нижинским и Идой Рубинштейн в главных ролях. Слава обрушивается на голову Леона Бакста, автора костюмов и декораций. Он вмиг становится самым популярным модельером мира: модные журналы печатают его интервью, в галереях проходят его выставки, парижские дамы наперегонки заказывают себе платья «в стиле Шехеразады».

После этого успеха Дягилев обнаруживает, что у него есть новая проблема – артисты. Российские культурные чиновники не позволяют танцорам участвовать в дягилевских антрепризах. Директор императорских театров Теляковский заявляет, что пропагандировать русское искусство следует в России, а не в Европе.

Это значит, что нужно создать свое постоянно действующее театральное предприятие. Так появляется «Русский балет» Сергея Дягилева. Убедить звезд бросить надежную работу в России и согласиться на авантюру непросто, но российские власти невольно помогают им решиться.

23 января 1911 года Нижинский исполняет мужскую партию в «Жизели» на сцене Мариинского театра. В зале – вдовствующая императрица Мария Федоровна, великие князья и княгини. Марии Федоровне кажется непристойным слишком обтягивающий костюм Нижинского (обычное по современным меркам трико). В антракте артиста просят переодеться, он отказывается – и на следующий день его увольняют. Дирекция намекает, что, если Нижинский принесет извинения, его простят. Но он взбешен: «Я, Нижинский, не желаю возвращаться в императорский балет, откуда меня выкинули, будто бесполезную вещь. Отныне я считаю себя здесь посторонним». И планирует работать только на Дягилева. Вслед за Вацлавом увольняется его сестра, танцовщица Бронислава Нижинская.

Новость о скандале вокруг Нижинского подхватывают французские газеты. Дягилев, Стравинский и Бенуа очень довольны – это только подогревает интерес к русскому балету. Впрочем, в апреле 1911 года «Русский балет» окончательно перестает быть русским: труппа переезжает в Монте-Карло, где открывает постоянную репетиционную базу.

В конце декабря 1909 года 22-летний студент Оксфорда Феликс Юсупов приезжает домой на Рождество. Его подруга детства Муня Головина взахлеб рассказывает ему о знаменитом старце, «который послан очищать и целить души, направлять мысли и действия». Молодой Юсупов заинтригован и идет в гости к Головиным, чтобы познакомиться со святым. «Мать и дочь сидят у чайного стола с торжественными лицами, словно в ожидании прибытия чудотворной иконы», – вспоминает он. Появляется Распутин. «Здравствуй, голубчик», – говорит он Юсупову и тянется его поцеловать. Юсупов уворачивается, Распутин начинает целовать Головиных. Юсупов смотрит не отрываясь. Лицо Распутина «лукаво и похотливо, как у сатира», говорит он, «как пророк, озаренный свыше», «взгляд пронизывающий и тяжелый одновременно»; «сквозь личину чистоты проступает грязь» – так описывает свои ощущения молодой князь, признавая, что «странный субъект» производит на него сильное впечатление.

Не только на него. Зимой 1909–1910 года Распутин становится почти ежедневным гостем в Царском Селе, императрица и ее дочери часами с ним разговаривают. А когда Распутин не приезжает, они пишут ему трогательные письма: Александра называет его «возлюбленным и незабвенным учителем, спасителем и наставником», старшая дочь Ольга признается, что впервые влюбилась в мальчика и просит совета старца, как себя вести, Татьяна умоляет приезжать поскорее, потому что без Распутина «мама болеет», а младшая Анастасия просит его поговорить с ней о Боге и обещает «всегда быть пай», если Распутин будет рядом. При этом императрица не велит детям рассказывать о Распутине даже родственникам.

К этому времени Распутин уже хорошо известен в Петербурге – весь высший свет обсуждает крестьянина, который регулярно посещает императрицу и ее детей. Информация приходит из двух источников – от фрейлин императрицы и от высшего духовенства. К отцам церкви Распутин сначала относился с почтением, особенно к ректору Духовной академии Феофану, духовнику черногорок, ведь ему он был обязан знакомством с высшим светом. Но их отношения портятся: императрица не жалует иерархов, предпочитая им людей из народа. Поэтому и Распутин перестает проявлять к прежним благодетелям почтение.

Митрополиты взволнованы поведением Распутина: рассказывают, что он пристает к женщинам. В начале 1910 года церковные иерархи уговаривают родственников императора убрать Распутина. Сестра императора великая княгиня Ксения в марте 1910 года пишет в дневнике: «Он постоянно сидит там, ходит в детскую – приходит к Ольге и Татьяне, когда они в постели, сидит, разговаривает и гладит их…»

В этот момент Распутин расходится также со своими черногорскими покровительницами Станой и Милицей. Они верят своему духовнику Феофану, императрица – Распутину. Из-за этой размолвки черногорки теряют доступ к императрице, их место занято крестьянином из Сибири. Эта ссора окажется исторической – она станет началом конца прежней близкой дружбы между Николаем II и мужем Станы, великим князем Николаем Николаевичем, что напрямую повлияет на исход Первой мировой войны.