Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слаба богу, дома были достаточно вместительные, так что я имел возможность взять и исчезнуть и никого не видеть. Там один человек мог оккупировать целое крыло, и в принципе я мог неделями даже и не знать, чем там занимаются остальные. Мне говорят: помнишь, у нас неделю гостил Жан-Мишель Баския? Не помню! Может, я тогда пропадал в восточном крыле. Еще у нас была манера менять спальни каждые несколько месяцев, просто ради интереса. Я спокойно мог не пересекаться с Роем пару недель. Просто быть не в курсе, в какой комнате теперь его спальня.
Домовладелец никаким обслуживанием не занимался, поэтому все постепенно запускалось и осыпалось. Когда моя комната совсем уже доходила, я переезжал в следующую – слава богу, там их было штук пятнадцать, – пока наконец не добрался до самого чердака. Все, другого места больше не осталось! Огромный чердак со сводами размером с собор, и в нем моя кровать, мой телик и мой письменный стол – я просто там запирался и никого не пускал. В этот момент мы сказали себе: здесь больше оставаться нельзя, все разваливается. Или мы сами все развалили. Тогда мы переехали в последний особняк на Милл-Неке, на краю Ойстер-Бэя.
Примерно году в 1983-м Анита вернулась в Англию из-за проблем с визой и там осталась, приезжала потом только иногда. Так что она уже не жила с нами в этом последнем гигантском доме с двенадцатью или тринадцатью спальнями, где было ужасно холодно зимой. В одной гостиной у нас был камин. Комната Роя обогревалась, комната Берта тоже, так что мы иногда практически случайно встречались на кухне. Если ты выходил в коридор, надо было накинуть пальто. В этом доме был лифт, который поднимался в комнаты, где мы жили, и, когда один раз он сломался, мы просидели дома безвылазно две недели. А потом обнаружили, что входная дверь осталась открытой и из-за этого весь первый этаж превратился в каток, а на люстрах висели сосульки. Нарния какая-то, Горменгаст[237]. Я пошел к африканским лягушкам, которых мы держали дома, а они закоченели во льду прямо в своем аквариуме, задолго до Дэмьена Херста[238].
Примерно тогда же я попросил Кита, чтобы кто-то научил меня играть на гитаре. А он сказал: “Никогда мой сын не будет гитаристом. Ни за что. Я хочу, чтоб ты стал адвокатом или бухгалтером”. Он прикалывался, естественно, но виду не подал, так что я пережил сильный шок.
Что самое потрясающее, я даже ходил в школу – “Портледж”, понтовая местная школа в Локаст-вэлли, – Рой меня туда отвозил на машине. Правда, только периодически, назовем это так. Посещаемость у меня была не блестящая. Я вообще-то не имел ничего против такого самодостаточного житья. Я почти был доволен тем, что вокруг никого нет, честно, потому что жить с Анитой и Китом – это утомительно. У меня желания были скромные: ходить в школу по мере возможности, заниматься чем-то своим, иметь какую-то нормальную жизнь. И я чувствовал, что с такими задачами лучше справляюсь самостоятельно. Или хотя бы вместе с Роем. В итоге из школы в Локаст-вэлли меня выперли за прогулы и за несделанную домашнюю работу, после чего я, в общем, на учебу забил. Кто-то из родственников нашептал Киту, что я полный разгильдяй и что мне самое место в военном училище. Начали даже подговаривать Кита, чтобы он отдал меня в Уэст-Пойнт[239]. Я бы вообще-то не возражал. Но Кит спросил меня: ну хорошо, чего ты сам хочешь? Хочешь совсем бросить школу? Я сказал: нет, я все-таки хочу доучиться, но я хочу уехать в Англию, потому что в Америке у меня из этого ничего не выйдет. Так что в 1988-м я прилетел в Англию и поселился в Челси через улицу от Аниты, на Тэйт-стрит, в собственной квартире. И, чтоб никто не забыл, я вообще-то сдал на аттестат о полном среднем по четырем предметам.
Для Марлона и для меня это был определяющий момент. Он сам решил уехать в Англию. Сказал мне, что здесь ему ничего не светит, только вся та же самая лонг-айлендская лабуда. И тогда я захотел снять перед Марлоном шляпу. Он вполне мог выбрать что-то полегче, мог стать еще одним лонг-айлендским мажором, но, слава богу, у него хватило ума – он выкарабкался оттуда и как-то справился сам. Может быть, это Берт стал для него первым серьезным якорем, источником стабильности. Короче, все проверяется по результату. История могла сложиться намного лучше, в этом я не сомневаюсь, но мы все время были в бегах. И Марлон получил уникальное воспитание. Совершенно ненормальное. Оттого-то, наверное, своих детей он воспитывает очень ответственно, глаз да глаз. Потому что у него такого не было. Марлон теперь все понимает: такие были времена и такие обстоятельства, из-за них ему пришлось несладко. Было очень трудно быть частью Rolling Stones и одновременно заботиться о своих детях.
Что касается Аниты, она тоже выкарабкалась. Теперь она добрая бабушка для трех марлоновских чад. Она вроде авторитета и иконы в мире моды, в котором вращается, люди смотрят на нее как на источник вдохновения. А недавно она еще открыла в себе садоводческие таланты. Я и сам немного разбираюсь в этом деле, но, я думаю, ее познания будут посолидней. Она выходила мои деревья в “Редлендсе”, посекла для этого весь плющ. Плющ душил деревья насмерть, несколько штук почти высохло. Тогда я вручил ей мачете. И они у меня снова цветут – плюща больше нет. Так что Анита свое дело знает. У нее где-то в Лондоне свой участок, который она сама возделывает – ездит туда на велике.
* * *
Мы с Патти к декабрю 1983-го были вместе уже четыре года. Я души в ней не чаял и где-то внутри точно знал, что хочу оформить наши отношения. Плюс приближался мой сороковой день рождения. Удачнее повода не придумаешь. Мы были в Мехико, снимали клип на Undercover of the Night с режиссером Джулианом Темплом, который в ту пору часто делал нам видео. Мы сняли в Мексике три или четыре фильма, пока там находились. Под конец я решил: все похуй, беру отгул – и поехал в Кабо-Сан-Лукас, тогда маленький городишко с двумя гостиницами на пляже, одна из которых назвалась Twin Dolphin.
У меня с моими дружбанами, которые разбросаны по всему свету, есть свои “конференции”. Групповое общение – как епископские конференции, которые готовы съехаться и заседать в любой момент. В США есть Восточная и Западная конференции, и обе – вполне пристойные сборища. А в Юго-Восточной конференции, которая в основном проводилась в Нью-Мексико, народ подобрался дикий. Вот члены поименно: во-первых, Ред Дог, во-вторых, Гэри Эшли, давно уже покойник, потом Строкер, в миру Дикки Джонсон. Это называется Юго-Восточная конференция, потому что ни одного не застанешь восточнее Миссисипи. Это стойкие бойцы, поголовно абсолютнейшие маньяки. Психическое здоровье им чуждо как класс, дай им бог не болеть. Мы тусовались с ними в самых разнообразных обстоятельствах. В тот раз я добрался до Кабо-Сан-Лукаса, и недели не прошло, как я встретил Грегорио Азара, у которого там был свой дом. Отец Грегорио был владелец Azar Nut, крупнейшей ореховой компании на Юго-Востоке. Он прознал, что я остановился в Twin Dolphin, а отелей там раз, два и обчелся. Я его тогда лично не знал, но он был знакомый всех парней из Юго-Восточной конференции – короче, появился в нужное время с нужным набором рекомендаций. Знакомый Гэри Эшли и Ред Дога? Круто, давай заходи. Так что мы начали тусовать вдвоем, и он влился в компанию.
