Наверное, всем окружающим нас тогда – тем, кто работал над Undercover, – было довольно хреново. Агрессия и раздрай. Мы почти не разговаривали, старались не контактировать, а если контакт был, то в виде пререканий и подколов. Мик наезжал на Ронни, я его защищал. Под конец, когда мы уже дописывали альбом в Pathe Marconi, установился такой режим, что Мик приходил туда с полудня до пяти вечера, а я появлялся в полночь и сидел до пяти утра. Это были только первые пристрелки, война понарошку. Сам результат вышел неплохой, альбом приняли нормально.

В общем, Мик стал очень много о себе думать. Это у солистов сплошь и рядом. Известное заболевание, называется ССВ, синдром соло-вокалиста. Первичные симптомы проступали и раньше, но теперь болезнь перешла в тяжелую стадию. На стадионе в Темпе, штат Аризона, где Stones давали концерт, а Хэл Эшби снимал “Давай проведем эту ночь вдвоем”[241], на большом экране появилась надпись “Мик Джаггер и Rolling Stones”. С каких это пор? Мик держал на контроле каждую мелочь, и это был никакой не недосмотр шоу-продюсера. Кадры с этим потом вырезали.

Если к врожденному ССВ добавляется непрерывное ежесекундное облучение лестью на протяжении долгих-долгих лет, ты начинаешь верить тому, что слышишь. Даже если лесть тебе не льстит или ты вообще ее презираешь, она просачивается тебе в голову, она тебя меняет. И даже если ты не веришь ей до конца, ты говоришь: а что, если все остальные верят, не буду же я спорить. Забываешь, что это просто такая часть работы. Поразительно, как она может затягивать даже довольно разумных людей вроде Мика Джаггера, как они начинают серьезно верить в свою исключительность. Мне с девятнадцати лет всегда было не по себе, когда люди говорили: ты необыкновенный, – а ты при этом знаешь, что ни хрена подобного. Низко будет падать, парень. Я имел возможность наблюдать, как легко это болото засасывало других, – я сделался пуританином в этом отношении. Мне туда пути нет. Я лучше себя изуродую. Что я и сделал, в общем-то, – дал повыпадать кое-каким своим зубам. Не играю я в эти игры, я не из шоу-бизнеса. Я играю музыку – это лучшее, что я умею, и я знаю, что ее есть за что слушать.

* * *

Мик как-то сбился с шага, перестал доверять собственному таланту – и, как ни странно, в этом, видимо, и была причина его самонадувания. Все 1960-е Мик был невероятно обаятельным и юморным парнем. Естественным. Ты заводился, глядя, как он обрабатывает эти крохотные аудитории и голосом, и танцами; повороты, движения – просто заглядение, и работать с ним на одной сцене тоже было в кайф. И не было у него в этом ничего продуманного. Он просто зажигал, и никому не казалось, что он как-то там старается. Причем он до сих держится на уровне, хотя, по-моему, на больших сценах эффект размывается. Правильно, народу ведь надо одного – эффектного зрелища. Но совсем не обязательно, что это лучшее, что он умеет.

В общем, в какой-то момент естественность ушла. Он забыл, какой показывал класс на этом мелком пятачке. Забыл свой природный ритм. Я в курсе, что здесь он со мной не согласен. Но его стало гораздо больше интересовать то, что делали другие, а не то, что он делает сам. Он даже начал вести себя так, что казалось, будто ему хочется быть кем-то еще. Мик не очень любит быть вторым, и тут он стал везде выглядывать конкурентов. Насмотрелся на Дэвида Боуи и захотел делать то же самое. Боуи его сильно, очень сильно впечатлил. Кто-то, видите ли, обставил Мика по части гардеробов и непохожести. Но штука в том, что Мик спокойно мог перекрыть Боуи в десять раз в одной майке и джинсах, запевая I'm a Man. С чего тебе вдруг захотелось быть кем-то еще, если ты Мик Джаггер? Что, быть величайшим шоуменом в бизнесе уже недостаточно? Он забыл, что это он – новатор, что он в первую очередь придумывал и диктовал моду уже бог знает сколько лет. Наваждение какое-то. Мне этого не понять, хоть убейте. Будто Мик изо всех сил захотел стать Миком Джаггером, начал гоняться за собственным призраком. Да еще и нанимать для этого консультантов-дизайнеров. Никто не учил его танцевать, пока он не начал зачем-то брать уроки танцев. Чарли, Ронни и я часто хихикаем, когда видим, как Мик впереди на сцене выделывает какое-то па, а мы знаем, что это ему недавно инструктор по танцам подсунул. И это вместо того, чтобы быть самим собой. Мы сечем в ту же секунду, когда начинается что-то неестественное. Блин, мы с Чарли смотрим на эту жопу сорок с лишним лет, уж мы-то различаем, когда этой мошной трясут[242], а когда выполняют чужие указания. Мик еще начал брать уроки вокала, но это, может быть, чтобы держать в форме голос.

* * *

Я, бывало, встречался с Миком после нескольких месяцев и понимал, что его вкусы в музыке уже в который раз довольно круто поменялись. Он постоянно хотел подсунуть мне последний хит, который подцепил на дискотеке. Но это ж уже прошлый день, старик. Например, когда мы в 1983-м писали Undercover, он думал только, как бы сделать диско круче, чем у всех. Для меня все эти вещи звучали как пережеванные остатки чего-то дискотечного, что он однажды услышал. Ведь уже за пять лет до того, на Some Girls, мы наковыряли из этого материала Miss You, которая была одной из лучших дисковещей всех времен и народов. Ан нет, Мик все гонялся за музыкальной модой. Меня сильно доставала эта его манера – как бы подгадать под вкусы публики. Вот что слушают в этом году. Правда, старик? А как насчет следующего? Если так, ты просто становишься как все. Да и ладно бы, но ведь мы никогда так не работали. Давай лучше займемся делом, как мы им всегда занимались, проще говоря: нам самим это нравится? Наш контроль качества оно проходит? Если уж на то пошло, мы с Миком написали нашу первую песню на кухне. Что может быть круче? Если б мы тряслись над тем, как отреагирует публика, мы бы никогда ничего путного не записали. Хотя я понимал, какая у Мика проблема, потому что солистов всегда затягивает в это соревнование: а как дела у Рода? А у Элтона? А Дэвид Боуи – что он там придумал?

В том, что касается музыки, у него от этого развилось сознание как у губки. Он услышит что-нибудь в клубе, а потом прошла неделя, и ему кажется, что он это написал. А я говорю: нет, это вообще-то воровство в чистом виде. Приходилось проверять за него такие дела. Или я играл ему песни, которые у меня появлялись, всякие наброски… Он говорил: неплохо, и дальше мы возились с этим недолго и бросали на фиг. А через неделю он возвращается и говорит: слушай, вот только что сочинил. И я знаю, что это абсолютно искренне, потому что он вообще-то не тупой. В авторы Anybody Seen My Baby? мы дополнительно вписали Кей Ди Лэнг и ее соавтора. Моя дочка Энджела с подружкой гостили в “Редлендсе”, и я поставил им диск, а они начали петь на эту вещь что-то совершенно другое. Им послышалась Constant Craving Кей Ди Лэнг. То есть косяк отловили Энджела с подружкой. А альбом должен был уже выходить через неделю. Ну что за блин, еще одну слямзил. Не думаю, что он хоть когда-нибудь сделал это специально, просто губка – она губка и есть. Так что пришлось мне звонить Руперту и всем нашим суперадвокатам. Я сказал: проверьте это сейчас же, а то нас по судам затаскают. И через сутки звонят с подтверждением: точно, ты был прав. Пришлось добавлять Кей Ди Лэнг в авторы.