же произошло у тебя с Андре, почему у вас были такие напряженные отношения?

Жоанна слабым голосом просит сесть на кухне и приготовить чай. Потом она ему расскажет.

Вода закипает, пуская большие пузыри в ржавой чугунной кастрюльке на кухне. Жоанна сидит на стуле. Эмиль принес и надел на нее свитер. Сам закутался в куртку. Ему холодно. Очнувшись давеча на белой простыне, он умирал от холода. Он не спрашивал Жоанну, что случилось, сам догадался. Он вышел за дровами. И, наверно, потерял сознание.

Он приносит кипящую кастрюльку на стол, медленными движениями наливает воду в чашки. Когда он садится напротив Жоанны, она продолжает свой рассказ. Говорит о табачной лавке, о перешептываниях им вслед, которые Жозеф будто бы игнорировал, о первом ужине у Андре и расспросах с подковыркой, о сцене, достойной мелодрамы, на рынке у прилавка цветочницы.

— А потом? — тихонько спрашивает Эмиль, протягивая ей чашку. — Андре еще переходили в наступление?

Они снова в Сен-Сюльяке, в начале сентября. Жоанна и Леон на веранде. У обоих надутый и слегка раздраженный вид. Жоанна сидит в плетеном кресле-качалке с Томом на руках. Леон стоит. Он очень напряжен.

— Не дуйся, — повторяет он.

— Они ни разу не приглашали меня к себе.

— Все изменилось…

— Они смотрели на Тома как на настоящую катастрофу всю мою беременность.

— Все изменилось, — снова повторяет Леон.

— Теперь они решили, что им нужен внук, и соизволят пригласить меня на ужин?

Жоанна спокойна. Она говорит ровным, но твердым голосом, не переставая качать ребенка на руках.

— Это я тебя прошу.

— Я говорю нет.

Леон удерживает раздраженный вздох. Он меняет позу, сплетает и расплетает руки на груди и наконец заявляет:

— Тогда я возьму на этот ужин Тома.

Жоанна смотрит на него так, будто он изрыгнул непристойность.

— Нет.

Они смотрят друг на друга. Взгляд Жоанны становится все жестче.

— Они имеют право его видеть, — настаивает Леон.

Жоанна встает с ребенком на руках.

— Они не увидят его без меня.

— Куда ты?

— Подальше от тебя.

— Жоанна!

Он идет за ней в спальню, где она кладет Тома на кровать, чтобы перепеленать. Леон смотрит на нее. Ее движения спокойны и точны. Она аккуратно распеленывает ребенка. Она научилась этому сразу, с первой минуты с Томом. Полная противоположность ему. Надо сказать, что ребенок необычный. Он никогда не плачет. Может часами просто лежать в коляске. Не лепечет. Не гукает. Почти не шевелится. Леон не раз пытался поймать его взгляд, заставить улыбнуться, вызвать у ребенка подобие интереса, но это напрасный труд. Он всегда невозмутим и смотрит в пространство. Жоанна иногда бывает такой. Неужели Том уже на нее похож? Как бы то ни было, его смущает этот недостаток взаимопонимания с ребенком.

— Ты должна позволить им видеться с Томом…

Застегнув на малыше подгузник, Жоанна со вздохом опускается на кровать. Она закрывает глаза, словно собираясь с силами, чтобы противостоять. Когда она снова их открывает, во взгляде у нее читается бесконечная грусть.

— Я знаю, — тихо говорит она.

В комнате повисает тишина. Младенец Том молча смотрит в потолок. Леон решается:

— Ну и как же нам быть?

Она тихонько встает. Застегивает на ребенке боди, надевает на него серые штанишки.

— Ладно, я пойду.

—

Жоанна держится в стороне, молча сидит в углу гостиной Андре. Хрустальная люстра слабо освещает комнату. Со стола не убрано. Бокалы еще наполнены красным вином. Трое Андре склонились над маленьким Томом в колясочке. Мадам Андре извлекает его оттуда с жутким довольным урчанием.

— Иди сюда, мой малыш. Иди к бабуле.

Уложив его на колени, она с восторгом смотрит на мужа и сына.

— Смотрите, как ему хорошо у меня на ручках.

Муж и сын кивают. Они садятся рядом с мадам Андре, не сводя глаз с ребенка. Сначала они привычно ищут сходство между Леоном и его сыном.

— Его нос!

— А глаза-то…

— Да, конечно, глаза…

Потом начинают звать его.

— Том?

— Томми?

— Улыбнись нам. Покажи, как ты умеешь улыбаться.

Они изощряются, зовя ребенка, но тот остается невозмутим, неотрывно глядя на люстру под потолком. Мадам Андре обращается к Леону, как будто Жоанны здесь нет:

— Он уже улыбается?

Леон пожимает плечами.

— Я… Не то чтобы…

Ерзая, он поворачивается к Жоанне.

— Он улыбается?

Сам он никогда не видел его улыбки. Жоанна подтверждает, качая головой:

— Нет. Еще нет.

Мадам Андре продолжает ее игнорировать, настойчиво спрашивая Леона:

— Он не улыбается даже ангелам?

У Леона вид полного идиота.

— Ангелам… как это?

Мадам Андре цокает языком, окинув его умильным взглядом.

— Что ты, милый, это делают все младенцы. Рефлекторные улыбки. Во сне или просто в пространство. Это называется улыбаться ангелам.

Леон слегка краснеет и опять пожимает плечами.

— Нет, я… Я никогда не видел.

Тут мадам Андре наконец поворачивается к Жоанне. Видно, присутствие невестки вдруг стало полезным.

— А вы, Жоанна? Вы уже видели, как он улыбается ангелам?

Она качает головой. И добавляет, заняв оборонительную позицию:

— Но он любит смотреть в небо. И выглядит очень сосредоточенным.

Мадам Андре не скрывает своей тревоги.

— Ему уже три месяца. Он должен улыбаться.

Жоанна не отрываясь смотрит на свои руки. Она умирает от желания забрать своего малыша, вырвать его из рук этой ведьмы, считающей его умственно отсталым, и унести домой. Но вместо этого она сидит как пай-девочка, замкнувшись в вежливом молчании.

Когда маленькому Тому исполнилось полгода, Жоанна вышла на работу. Днем с ним сидит Жозеф. Состояние его здоровья еще ухудшилось. Он все сильнее задыхается, гуляя по своему огороду, и не может долго стоять у кухонного стола,