ответное слово председателя президиума ВРС Лащенко, который заявил, что «если т. Захаров ярый коммунист, то я заключаю одно, что вы можете организовать повстанческие отряды, но на началах коммунистического строя, но нам таких не надо, ибо наша повстания совершенно отказывается от всяких властвующих партий и не желает иметь над собой диктаторство комиссародержавия». В итоге по всем вопросам Захарову было предложено обратиться в штаб Батько Махно93.

Вполне вероятно, что в своем докладе в ВРС Захаров упомянул и о Полонском, и о ведении коммунистами партийной работы в армии. Но всё это не могло иметь особого значения, так как на заседании ВРС никто из командного состава не присутствовал. В штабе армии, надо полагать, заранее знали, о чем будет идти речь в докладе Захарова и не проявили к нему никакого интереса. Вместе с тем, анализируя ситуацию с выступлением Захарова в ВРС, нельзя исключать и сознательное провоцирование членов ВРС (с которыми часть командного состава в этот период была, по выражению Волина, «на ножах»94) на некие действия.

В достаточно подробном докладе Захарова нет ни слова о каких бы то ни было его контактах с местной организацией КП(б)У или ее отдельными членами, что согласуется с приведенной выше информацией Черного. Это обстоятельство позволяет поставить под сомнение достоверность рассказа Коневца об участии Захарова в заседании губпарткома и соответственно исключить его причастность к раскрытию тех или иных планов партийного органа95. Последнее подтверждают и документы повстанческой контрразведки, из которых видно, что ей не удалось вскрыть контакты Полонского с Екатеринославским губкомом КП(б)У.

Опасаясь нападения махновской контрразведки на дом, где помещались губпартком и губревком, большевики с утра 3 декабря 1919 г. вынуждены были перейти на нелегальное положение. Предварительно выяснив к середине дня обстановку и убедившись, что разгрома парторганизации не последует, губпартком через Коневца и Новицкого обратился по поводу арестов коммунистов к бывшему председателю ВРС Волину. Однако последний отказался что-либо предпринять для освобождения арестованных и ограничился своим участием в устройстве встречи с Махно96.

В 2 часа дня Махно принял трех представителей губпарткома. Не стесняясь в выражениях, коммунисты, еще не знавшие о том, что Полонский убит, заявили батьке, что «заговор, приписываемый т. Полонскому – ложь, гнусное измышление тех, кому невыгодна его честность», и потребовали гласного суда: «Пусть будут все повстанцы и рабочие в курсе дела. Пусть они выскажут свой приговор». В ответ Махно категорически заявил им, что никакого гласного суда не будет, а судьба Полонского уже «предрешена верхами военного командования – он будет расстрелян»97. На заданный тогда же вопрос, замешана ли партийная организация в целом в раскрытом заговоре, Махно однозначно ответил, что нет, и арестованные невоенные коммунисты, если выяснится их непричастность к заговору, будут освобождены98.

По воспоминаниям Г. Коневца, вечером на заседании ВРС по инициативе Новицкого было заявлено требование сделать доклад о причинах расстрела. «Но, – сообщает Коневец, – вместо изложения действительных причин, Махно и Щусь рассказали небылицу про какую-то отравленную закуску, которой Полонский якобы хотел угостить Махно»99. В. Белаш в своих воспоминаниях также утверждает, что Махно был вызван на заседание ВРС, где у него потребовали отчета за расстрел. Возмущенный командарм отреагировал на это требование так: «Тот, кто выступает против повстанцев с оружием в руках, пропагандой шепотом, с агитацией и заговором в период окружения нас деникинцами, воюет за Деникина… И если какой подлец посмеет требовать отчета, вот ему!» – и указал на маузер. Волин якобы пытался протестовать, но Махно лишь выругался и покинул заседание100.

Реальную картину того, что происходило, позволяет восстановить подлинный протокол заседания членов ВРС совместно с командным составом, культурно-просветительной и санитарной комиссиями от 3 декабря 1919 г. Как явствует из этого документа, Махно в тот день на заседании ВРС вообще не присутствовал, а из представителей командного состава армии в нём упомянуты только личный адъютант командарма Чубенко, начальник артиллерии Морозов и начальник контрразведки Голик (в документе – Лева).

В протоколе зафиксировано, что в конце заседания был заслушан доклад начальника контрразведки, который «доложил собранию о том, что командир полка Полонский расстрелян по распоряжению командарма и по усмотрению начальника контрразведки и некоторых лиц командного состава». В связи с этим начальнику контрразведки кем-то из присутствовавших (вероятно, С. Новицким) был задан вопрос о причинах расстрела. В ответ Голик пояснил, что еще с момента перехода Полонского под командование батьки Махно за ним «всё время был установлен надзор». При этом Полонский показал себя «двуличным», так как в период пребывания в Александровске без ведома штаба армии «участвовал в подпольной организации большевиков-коммунистов». Главное же, по словам начальника контрразведки, заключалось в том, «что в последнее время был [открыт] заговор против Батько Махно».

«В заговоре, – сообщил Голик, – участвовали: Полонский, содержанка его и другие его прихвостни. Когда уж обнаружилось за ним много поступков, то по распоряжению командарма были посланы специальные люди – агенты контрразведки, которым вменялось в обязанность следить за его действиями, что в последнее время выяснилось, что ими был совершен заговор следующего содержания: с целью устроить именины его содержанки – пригласить на вечер лично Батька Махна, Чубенко, Тарановского и др[угих] лиц из командного состава и когда упомянутые лица были приглашены на вечер, им были поданы шесть отравленных блюд – жаренный картофель, чай, солянка и др[угое] кушанье, и все эти шесть блюд были специально отравлены стрихнином и когда первый тов. Чубенко попробовал, то заметил, что невольно стягивает рот и [возникает] какое-то противное ощущение, то он толкнул Батька и всех остальных, чтобы те не ели и через короткое время ушли оттуда. Все отравленное кушанье было освидетельствовано врачом и есть на это свидетельства. Смысл ихний был таков, что когда его содержанка взяла на себя миссию отравить Махно, то после [смерти] Батька он со своим полком должен во что бы то ни стало пробить дорогу к коммунистам. Обо всем замеченном по распоряжению командарма было приказание арестовать Полонского и препроводить в контрразведку»101.

По свидетельству С. Новицкого, ВРС единогласно отверг предложение командного состава санкционировать расстрел, «понимая этот факт, как сигнал к уничтожению всех коммунистов в армии». Недовольный таким решением Голик заявил, что нужно расстрелять всех коммунистов, где бы они ни были, но ему ответили: «Если вы будете их расстреливать, то армия расстреляет вас»102.

Интересные подробности об этом заседании содержатся в упоминавшемся уже докладе Черного: «От санкции расстрела Реввоенсовет отказался и потребовал данных, на каком основании были арестованы товарищи. Штаб ответил, главным образом, о тов. Полонском