– Поторопись! – крикнула она и услышала, как Франц что-то недружелюбно пробормотал ей вслед.

«Люксория» оказалась даже больше, чем Йо мог себе представить. «Какая бессмысленная помпезность!» – думал он, затягиваясь сигаретой и наблюдая с безопасного расстояния за толпой на причале. Олькерт, конечно же, был там. Его львиная грива выделялась в толпе. Он вел за руку свою жену Еву. Йо заметил и Франца Карстена. Генрих стоял рядом с грудой чемоданов и коробок со шляпами, наблюдая за погрузкой багажа своей семьи. Казалось, что они собрали для путешествия все свое имущество. Лили рассказала Йо, что отец подарил фон Каппельнам места в первом классе. Они отправятся в первый рейс на роскошном пароходе, как и сотни других представителей высшего класса Гамбурга.

Лили и Ханна ждали немного поодаль, обе были одеты в яркие летние платья с рюшами. При виде их он почувствовал томление в груди. Его девочки. А он не мог даже к ним подойти. Ханна что-то сказала матери, Лили засмеялась и наклонилась к ней. Она не знали наверняка, что Йо здесь, но он видел, как ее глаза бегали по толпе, словно искали кого-то. Вероятно, Лили решила, что он где-то там и не упустит возможность увидеть их днем.

Йо посмотрел на корабль.

– Роскошный пароход, – пробормотал он пренебрежительно. – Какая бессмысленная чушь!

Это была совершенно новая возможность – пересечь море исключительно ради своего удовольствия. Для таких людей, как он, море означало только тяжелую работу. Некоторое время Йо наблюдал, как носильщики с трудом поднимают на борт невообразимые горы багажа.

Абсурдная ситуация в порту олицетворяла всю их жизнь: богатые гамбуржцы с их дорогими каретами, изысканными нарядами и совершенно безумной идеей роскошного путешествия, с одной стороны. А с другой стороны, простые рабочие, благодаря которым все это стало возможным, но которых никто не замечал. Генри с Лили и Ханной в их ярких платьях. Йо в стороне, прячась, один в толпе.

Желание пойти к Лили и Ханне овладевало его мыслями. Йо смотрел на Генри, на его белокурые кудри и дорогой костюм. Он смеялся и жестом приглашал Лили присоединиться к нему и его матери. «Почему этому человеку позволено столько всего в этом мире, – подумал Йо. – Почему он стоит там и имеет все, а я стою здесь и не имею ничего?»

Иногда Йо представлял, как убивает Генри. Ночью, когда был один, лежал без сна и размышлял, и отчаяние грызло его от безысходности. Но Генри был отцом Ханны. Она любила его и Йо не мог отнять его у нее. «Что мне остается? – думал он. – Что нам остается?»

Йо затушил сигарету. Так больше продолжаться не могло, что-то должно было произойти.

У Йо был план, но он собирался осуществить его только в случае крайней необходимости. В конце концов, если бы Лили все-таки развелась, тогда они были бы предоставлены сами себе. И им понадобятся деньги, чтобы вести борьбу за опеку в суде.

К настоящему времени его люди перестали красть опиум у Олькерта. Теперь они могли самостоятельно продолжать бизнес. Дело шло медленно, спрос опережал предложение, но зато и риск быть пойманными был меньше. С пропажами опиума все затихло. Когда груз перестал исчезать, Олькерт расслабился. Он свалил все на ошибки при подсчете опиума, махинации поставщиков в Индии и на этом успокоился.

Йо не терпелось утереть Олькерту нос, полностью захватить торговлю опиумом в городе и благодаря низким ценам навсегда выдавить его из бизнеса. Конечно, у Людвига были деньги. Но у Йо были связи. Олькерт никогда не ступал ногой ни в один притон. Такие люди, как он, не пачкали руки. Йо знал всех в этом бизнесе, и почти все они были обязаны ему той или иной услугой. Им было все равно, откуда берутся деньги. Они бы стали покупать опиум у Йо, даже не задумываясь. А среди китаянок, работавших в притонах, ходили слухи, что Йо не только больше платит, но и обеспечивает лучшую защиту. Это был план, который постепенно, шаг за шагом, год за годом становился все более осязаемым, пока в какой-то момент Олькерт не оказался перед свершившимся фактом.

При необходимости Йо мог в любой момент отказаться от этих намерений. Если бы им понадобились деньги, он бы совершил последнее крупное ограбление, полностью очистил один из кораблей и продал весь опиум. После этого пути назад уже не будет, но он сможет отдать часть денег Фите и матери, этого хватит на несколько лет, а остальное уйдет на то, чтобы сбежать с Лили или вместе судиться за Ханну.

Но до этого не дойдет. Потому что они оба знали, что Лили не получит опеку. Не без влияния ее семьи. И она в таком случае никогда не согласится на развод.

«Ничего, – подумал Йо, надвигая кепку поглубже на лоб и исчезая в толпе. – Как ни крути, у нас нет выбора».

Франц, казалось, опьянел от волнения. Это был, вероятно, самый важный день в его жизни. Он стоял посреди толпы, смотрел, как люди садятся на борт, машут руками и кричат, и знал, что все они здесь благодаря ему. И все это благодаря его инновациям, его новаторскому духу, его смелости. Все стремились пожать ему руку, сфотографироваться с ним для прессы. Розвита стояла рядом, и впервые в жизни он был рад, что они вместе. Несмотря на беременность, за последнее время она сильно похудела, выглядела хорошо, румяная, так же взволнованная, как и он. Живота еще не было видно, но Роз-вита постоянно многозначительно клала на него руки и, конечно, за закрытыми дверями рассказывала об этом всем, кому только могла. Так что сегодня Франц уже получил несколько благосклонных взглядов и пару похлопываний по плечу. Вместе они составляли солидную картину, образ, который ожидали от такого мужчины, как он. И разве это не было именно тем, чего он хотел всю свою жизнь? Франц улыбнулся жене, она поймала его взгляд, покраснела и застенчиво улыбнулась в ответ. Он положил руку ей на спину, и она, удивленная, прижалась к нему. Его родители стояли чуть поодаль и держались в тени.

Как хорошо, подумал Франц. Это мой день! Все сложится хорошо, удача у него в крови. Все встанет на свои места. Luxoria имела оглушительный успех, билеты были распроданы в кратчайшие сроки. Они вложили столько средств, пошли на такой огромный риск! И деньги уже начали окупаться. И не только деньги: он обрел нечто похожее на мир. Франц никогда бы он не подумал,