не заметили – явился, сияя, как бронза и золото, словно солнце взошло во тьме, отражаясь от его чешуи. Его крылья разогнали мглу, и огонь пронизал их жилы. Но страшней всего были его глаза – глаза, лишенные цвета. Они стремились рассмотреть, какого они были цвета, но цвета там не было вовсе никакого.

«Ни к чему оружие, – сказал Найер Скейяк. – Ни к чему борьба. Листья вырастут снова, и озера станут чистыми – все будет так, как вы пожелаете».

И тетива расслабилась, и луки разогнулись. Застыли Ши потерянно и изумленно.

И последняя зелень исчезла.

Мев держала в руке свой дар – он горел, он хранил тепло даже тогда, когда все пропало, и эквиски замерли, задрожав, завороженные, как и эльфы. Он нависал, этот кошмарный зверь – он жаждал их; и то, что было у нее, что было у Келли, – он пытался высмотреть в них и вытянуть из них.

– Нет! – промолвила она.

И еще громче воскликнул Келли:

– Нет!

И одна Ши шевельнулась. То была Арафель: она упала на колено, натянула свой лук – он изогнулся и дрогнул.

Дракон ринулся вперед, и стрела вонзилась в его леденящий глаз. Он взвыл, бросился назад, и крылья его забились, подняв ураган, пока он взмывал ввысь.

А он все поднимался, теперь уже как тень, как струйка дыма; и, вертясь на месте, он скрылся где-то за холмами. Земля вздрогнула. Наступила тишина.

А потом мир начал распадаться – и ветры разносили обрывки света и тьмы.

На берегах Эшберна, на песчаном холме царила тишина, тишина в разгар битвы – враг еще раз был отброшен назад.

Смерть снова была здесь. Бранвин видела ее. Ризи объяснил ей, кто это такая – темная союзница, то приходившая, то уходившая прочь: и Бранвин увидела привидения и прочие ужасы. Тут были твари рогатые, как олени, и с медвежьими клыками, и с волчьими глазами – пострашнее любого врага. Она укрылась за стеной щитов, за спинами людей, которых любила, в той крупице мира, что была еще оставлена ей. В воздухе летали стрелы, и щиты сотрясались от их ударов.

И вдруг настала тишина, словно мир затаил дыхание. Бранвин встала и взглянула в неожиданно образовавшийся просвет, ибо щиты упали. Воздух был необычным и холодным, и сама земля словно заколебалась между светом и тенью, как бывает в предгрозовые мгновения.

– Где они? – кто-то спросил. – Куда они делись?

К ним приближался цокот копыт. Темная всадница подъехала к ним: и вдруг не осталось ничего – лишь холм, их маленький отряд, и наездница, что звала их с собой.

– Идемте, – сказала Смерть. – Ваше сражение закончено. Вы должны покинуть это место, и как можно быстрее. Поверьте мне и идемте.

Бранвин замерла. Не то ее дыхание стало медленней, не то жизнь понеслась быстрее: она видела все, словно вокруг лишь занимался день и мир лежал еще без красок. Наездница поманила их снова.

– Предательница, – промолвил Барк. И щиты медленно сомкнулись; Донал поднял свой вверх, Ризи встал на ноги с древком Боглаха в боку, но левой рукой он держал свой меч. – Мы заключили сделку, и ты не справилась со своей половиной.

– Весь мир не справился, теперь он рушится. И вам нет места в том, что будет здесь после. Госпожа Бранвин, иди ко мне. Иди скорее. Иди первой и приведи других.

– Нет, – ответила Бранвин, ответила тихо, но от всего сердца; и потом закричала, ибо, казалось, Смерть тянется к ним: – Нет! – Мир дрогнул. – Уходи! Оставь моих людей!

– Вы все мои. Эти люди принадлежат мне. – Смерть подошла ближе и обнажила меч – он заиграл зловещими огнями. – Ризи, Барк и Донал…

– Оставь их! – вскричала Бранвин. Она замерзла, сбегая с холма. Мужчины медленно шли за ней в бесцветном и страшном свете. Они пытались остановить ее, протягивали руки и таяли, как мир. – Оставь их, отпусти их, а я пойду с тобой.

– О боги, нет! – воскликнул Барк и, бросившись вперед с мечом, скрестил его с оружием Смерти. Железный клинок распался, оставив воина безоружным. И мир завертелся вокруг них.

Цвет начал возвращаться – сначала бледный, как на большинстве лугов – оттенок зелени и прохлады. Мгла расступилась, открывая взору солнце и деревья с серебристыми листьями, окружавшие их, – а дальше складками расходились холмы.

– Барк! – воскликнул Донал. Но из всех только Барка не было рядом, и все духи покинули их. Ободранные и немногочисленные, они были сбиты с толку этим местом. Тишину нарушал только ветер.

– Милости просим, – пропел голосок. – Милости просим, о, золотая госпожа! О, проходите, проходите, проходите!

То был Граги, скорчившийся на камне. Рядом с ним стояли три пони и пегая кобыла.

– Граги, – промолвила Бранвин, – о, Граги, куда проходить?

– Вы уже здесь. Ступайте, ступайте за мной. Кто верхом, кто пешком – недалеко, недалеко, о мои люди, моя золотая госпожа, идите за мной, кто как может.

Ризи хотел идти, но не смог. Его люди подхватили его на руки и подняли на лошадь. Так же поступили они и с другими ранеными, и пони осторожно повезли их.

А Граги шел впереди, пританцовывая по дороге, все вверх и вверх по долине, а вокруг разворачивались холмы. Они шли из последних сил, лелея надежду на то, что может ждать их впереди.

Все тот же хутор лежал перед ними, разве что дом еще больше покосился.

Они двигались так быстро, как могли, в конце некоторые даже побежали, ибо с холма к ним неслись люди Кер Велла, а впереди всех двое рыжеволосых детей.

– Мев! Келли! – вскричала Бранвин и бросилась вперед, чтобы заключить их в свои объятия. Мурна подбежала, и Шон, и кухарка, Шамара, Кован, и кузнец, и родня Донала – и не было недостатка в слезах, но слезы мешались со смехом – они радовались тому, что удалось спасти.

– Нас привели эльфы, – сказала Мев. – Они здесь.

Последними подошли хуторяне со своим высоким рыжеволосым хозяином и его золотокосой женой.

– Проходите, – сказал этот Барк, столь похожий на их родного. – Милости прошу сюда и еще раз трижды милости прошу. Тут вам понравится больше, чем там, где вы были прежде, и оставайтесь столько, сколько пожелаете.

XVIII. Прощание

Пришла осень, а затем и зима, и Ши, проезжавшие мимо хутора, стали появляться реже и уже не приближались, мелькая на расстоянии, и чаще по ночам среди ветра и раскатов грома, налетавших, как зимняя буря.

Но как бы ни был глубок снег на полях, на хуторе было тепло и уютно, здесь всем нашлось место и занятие. Амбар с западной стороны дома был теплым и чистым; кое-кто устроился на сеновале – он обосновался повсюду, этот народ Кер Велла, словно птицы, и снова начал смеяться, когда ужасы миновали, а раны стали залечиваться. Дети играли с