Но он лишь снова приложил рог к своим губам и протрубил еще раз – безумнее и громче, чем в первый.

Трапеза закончилась, и сказка подошла к концу. Барк опустошил свою чашу и оглядел всех. Кто-то зашуршал за его спиной, и Граги взобрался на скамейку.

– Что-то случилось, – промолвил Барк, переводя взгляд с одного лица на другое. Эльфреда поднялась и взяла его за руку. Ветер усилился. С дерева полетели листья, словно мгновенно наступила осень. Они падали на стол, между тарелок. Сердце Мев заколотилось от страха, имя которому она не могла найти, но, пока Барк говорил, они слушали как завороженные. А теперь Граги смотрел на них круглыми темными глазами, и мать искала ее руку под столом, а с другой стороны пыталась нащупать кисть Келли.

– Госпожа, – сказал Барк, – ты привела свой народ для спасения. Но не могут требовать его те, кто не отчаялся, для кого это не есть последняя из надежд. Ты же лелеешь другие. А посему доброй ночи. Прощай. Рог протрубил в Элде, и этот призыв трудно не услышать.

Их мать поднялась, и дети встали за ней, встревоженно наблюдая, как удаляется прочь высокий хуторянин со всем своим народом. Один раз он обернулся и поднял руки, словно желая им счастливого пути.

И все исчезло – дом, изгороди, людской круговорот. Они остались одни с матерью и Доналом под мертвым голым деревом на склоне холма.

– Донал! – воскликнула их мать. – О Мурна…

Мев задрожала. Эльфийский дар горел и замутнял ей взор. Со всех сторон их окружало зло, и путь был открыт в одну лишь сторону.

Рог затрубил в холмах. Воздух сгустился вокруг них, и вот они оказались в сумерках на берегу реки, заваленном мертвыми телами, меж которых виднелся всадник на белом коне, окруженный горсткой южан и воинов Кер Велла…

И этот всадник спешился и подошел к ним, и другие в этом ужасном месте сделали то же. Мать их не шевелилась, как и Донал. «Это не наш отец», – подумала Мев, и сердце обожгло новой нестерпимой болью. Она почувствовала, как Келли сжал ее руку.

Он подошел к их матери – этот высокий эльф, так похожий на их отца и столь юный: он взял ее руку и опустился перед ней на колени, приложил ладонь к губам, словно она была королевой. Потом он снова встал, и мать с неохотой высвободила свою руку – медленно и печально убрала ее прочь. Донал поспешил к ней, желая поддержать; и Барк стоял рядом, глядя сердито, и Ризи – но Мев не могла сойти с места и вся похолодела, когда незнакомец повернулся к ней.

– Мев, Келли, – сказал эльфийский князь – только это; но, когда он посмотрел на них, она почувствовала – нет, слов для такого не найти: дары Ши горели непреодолимой страстью, чтоб мир вернулся к тому, каким он был.

Он пошел прочь, подзывая своего белого скакуна, вскочил ему на спину, и они умчались – так быстро, что лишь сердцем это можно было различить, – все больше удаляясь от них – через реку, где ждали вещи, которых ей никогда не хотелось бы видеть. «Ему грозит опасность», – подумала Мев. Все было не так, как прежде: вокруг лежали мертвые, повсюду были кровь и яд железа… Она хотела бежать, бежать, бежать куда-то, где все это оказалось бы всего лишь сном; хотела биться насмерть, чтоб все вернуть, как было, она хотела, хотела и хотела…

«Погибла, – раздался вой речной проказницы, – о, погибла я, пропала, добрые дети! Я следую, я следую сквозь воды – я слышу, о, придите! придите! о, помогите…»

И Мев пошла – это было так просто. И брат пошел за ней, или он пошел впереди? Они углубились в деревья и вышли на берег. Они слышали надрывный крик матери: «Мев! Келли!.. О боги… Барк…»

– Кили! – позвала Мев.

И лошадь захрапела у самых их ног. Они взглянули – и то уже был юноша, облаченный в тень, с пугающими красными глазами.

– Я – Шиэ, – промолвил он. – Кили боится. Прозвучал Каванак, и миру грозит опасность. Идемте! Я понесу вас. У меня нет господина, но я возьму вас к себе на спину.

Вода забурлила и запела – прекрасное лицо мелькнуло в мутной воде.

– Я бегу, куда бежит река. О, дети, верьте мне, верьте Шиэ – куда бежит река, бегу я. Шиэ тоже боится, но никогда не признается в этом. Идемте с нами, добрые дети, идемте, идемте – освободите нас, мы не хотим быть рабами дракона.

– Помоги нам, – промолвил Келли. – Помоги, если можешь.

Плеснула вода, разогнулась ветка. Водяной, волоча за собой водоросли, выходил из воды: пука приблизился к Келли, пройдя сквозь кусты.

«Мев! – донесся крик их матери. – О, Келли…»

Она схватила эквиски за гриву – в той была сила и помощь, если ей удастся их укротить. Мэв забралась на нее – это было несложно, но тут же эквиски понеслась; не как обычная лошадь, но как сама река – плавно и неукротимо; и Келли скакал рядом с ней.

Они мчались вдоль реки на юг, так быстро…

– Нет! – закричала Мев.

– Постой, поверни назад! – воскликнул Келли; но фиатас никогда никого не слушались. Черные и жуткие, они неслись туда же, куда текла река; они неслись к морю, а с ними теперь бежали и другие лошади – белые, словно рожденные из пены, и гром грохотал из-под их копыт.

И тут невесть откуда взялись ладьи – они выплывали словно из солнечного света, скользя, как чайки на ветру; и сияние исходило от них.

– Это Ши! – вскричал Келли; и они знали это так же точно, как собственные имена. – О, Мев, это Ши вернулись, чтобы помочь нам!

Штормовой ветер смел уставших людей, удерживавших холм при Эшберне. Он рассекал им лица, рвал в клочья знамена, нес запах зелени, смрад крови и смерти. Люди проклинали его.

– Тихо, – промолвил Донал, поднимаясь на ноги. И Бранвин приподняла голову, что-то услышав, что-то почувствовав, – потеряв столь многое, она была открыта любой надежде: ее сердце забилось чаще – то были ветер и гром, и что-то промчалось мимо, к востоку, как ураган. И запели рога, взывая с холмов, и кровь застывала в ее жилах – такого с ней не было никогда. То был Элд, то был свет, и что-то оборвалось в ней – «о, бегите, мои дети, бегите», – пожелала она им.

– Моя госпожа… – Донал был рядом, укрывая ее плащом. Он был теперь при оружии – вот уж в чем не было недостатка на этой усеянной трупами земле. Они стояли в грозовых всполохах, и тьма сгущалась по мере того, как