И попал в центр хаоса. Откинутая дверная занавеска распахнула перед ним мир ужасов. По улицам мчались вурдалаки, наносившие удары в спины татуированных воинов. Стены пламени поднимались на западе, и дым огромных пожаров моментально стал разъедать глаза. Воздух был полон грома, и, на секунду подняв голову к небу, Джанни почувствовал первые тяжелые капли дождя. Поскольку рядом с юношей только что убили еще одного воина, то казалось, будто с небес льется кровь.

Джанни Ромбо обнажил меч. Кто бы ни были эти белые вурдалаки, но они убивали — если не его друзей, то людей, обещавших ему то, чего он жаждал. Вот почему, когда очередной человек пробежал мимо, преследуемый своим демоном, Джанни схватился за рукоять меча обеими руками и нанес удар параллельно земле. Клинок впился в выкрашенную белым шею, оборвав боевой клич.

Слева от Джанни опомнились и вступили в бой несколько его союзников. Их голоса взлетали к небу вместе с палицами, бросая вызов врагам. Началась схватка, в которой участвовали не менее двадцати бойцов. Повсюду сыпались удары, сталкивались щиты. Джанни шагнул к сражающимся, выискивая возможность нанести новый удар, — и тут позади него послышались шаги бегущих. Джанни повернулся, доставая один из пистолетов. Два белых воина оказались всего в десяти шагах. Прицелившись в ближайшего, Джанни спустил курок. Пуля вырвалась из дула, дым на секунду закрыл ему обзор. А в следующее мгновение дым рассеялся. Второй воин по-прежнему бежал к нему, занося узкую выгнутую палицу.

Чтобы выстрелить, Джанни переложил меч в левую руку, так что ему пришлось парировать удар не с той руки. К тому же он ожидал встретить тяжелую боевую палицу с круглым набалдашником. А эта нанесла режущий удар, словно меч, и Джанни едва успел выставить между нею и своим телом клинок. Однако оружие врага оказалось более легким, чем его, и неприятель быстро отвел лезвие назад и ударил снова. Джанни почувствовал, как что-то ударилось в его тазовую кость и заскрежетало там. Ему понадобилось мгновение, чтобы понять: его ранили.

— Святой Иисусе! — вскрикнул он.

Эти слова помогли Тагаю понять, кто его противник. До этой секунды он просто реагировал на происходящее: увидев, что его товарищ упал от пистолетного выстрела, молодой вождь бросился на врага, чтобы отомстить за друга. Теперь же он рассмотрел лицо, освещенное огнем охваченного пожаром вигвама. Тагай уже видел это лицо раньше, через дыру в разбитом каноэ. И еще один раз — до этого, в переулках Монмартра.

— Джанни Ромбо! — произнес Тагай. И, назвав его по имени, замялся.

Пауза была достаточно долгой, чтобы его враг отшатнулся назад, переложил меч в правую руку и ответил на взгляд индейца с не меньшим изумлением, а потом и с бешенством.

— Тагай!

Джанни атаковал одновременно с этим возгласом, и его длинный клинок яростно рассек воздух. Тагай понимал, что не может принять удар на свое оружие: металл раздробит деревянную основу палицы. Он пригнулся и сделал ложный выпад, позволив противнику оттеснить его назад.

Джанни споткнулся о труп человека, которого только что застрелил. Он упал на одно колено, но его последний выпад, острием в грудь, отбросил Тагая на спину. В следующее мгновение Тагай уже вскочил, но итальянцу понадобилась всего секунда для того, чтобы вытащить из-за пояса второй пистолет.

Сражение, кипевшее позади них, откатилось за угол. И хотя ночь по-прежнему была полна воплей и пламени, они внезапно оказались наедине.

— Ну, — сказал Джанни, целясь в индейца, — что ты сделал с моей сестрой?

* * *

Дождь начался в тот момент, когда в яму бросили последние связки костей. Семьи отходили, как только их сверток освобождался от своего содержимого, произнеся последние молитвы и пролив последние слезы. Сначала они двигались медленно, а потом быстрее: мужчины, уводившие племя к воде, начинали торопить. К тому моменту, когда отошли последние, уже лил сильный дождь.

Только одна семья осталась стоять на краю ямы — и еще те мужчины, которые перемешивали кости длинными веслами, соединяя останки тахонтенратов в общей могиле. Анна смотрела, как две племянницы, которым помогал маленький Доне, отогнули края шкур, открыв Гаку остальным горюющим родичам.

— Под конец моя сестра была счастлива, — проговорил рядом с ней Пойманный.

Он спустился с настила, откуда руководил обрядом. Сняв с себя вампумы, он опустился на колени и бережно положил их рядом с телом. Выпрямившись, вождь повернулся к Анне и спросил:

— А ты ничего не хочешь ей дать? У нее перехватило горло.

— У меня нет ничего… ничего, кроме…

Анна запустила руку в мешочек, висевший у нее за спиной. Там она нащупала две вещи. Серебряный крестик брата… и кисть Анны Болейн. И с этим прикосновением пришли воспоминания. Яркие мгновения, представшие перед ней, словно ряд живых картин. Миг, когда она прикоснулась к этой реликвии в Лондонском Тауэре и почувствовала умершую королеву совсем близко, разбуженную к призрачному бытию желаниями порочных людей. Рунное видение разрушений и спасения в роще с серебристыми березами… Другая рука с багровым клеймом убийцы, лежащая в шкатулке… Медведь, привязанный к столбу на дворцовом дворе, и мужчина, который одновременно был медведем, извлекающий упавшую Анну из обломков сладкой крепости… Меч ее отца, взлетающий над носом корабля с силой вновь обретенного мужества. И наконец воспоминание столь недавнее, что девушку не отделял от него даже сон одной ночи, — утреннее пробуждение рядом с мужчиной, которого она любила всю ночь, и рывок к женщине, которая сделала эту любовь возможной. К этой женщине, к Гаке, которая умерла с улыбкой на губах, сжимая в своей руке шестипалую кисть.

И тут Анна поняла все! Внезапно у нее не осталось никаких сомнений. Гака обращалась к ней после своей смерти. Старая женщина была готова забрать кисть, дать покой обеим Аннам. Это и было даром, о котором говорила старуха, — даром, который нужно было принести в Поселение Мертвых.

Быстро наклонившись, Анна Ромбо вложила кости шести пальцев в руку той, что лежала перед ней.

— Спасибо, — сказала она Гаке.

Когда Анна отступила, приблизились остальные члены семьи со своими дарами и словами прощания. И последний труп был сброшен в яму, где мужчины с веслами соединили эту плоть со всеми прочими останками и наконец укрыли всю поверхность ямы плащами из лучших бобровых шкурок. Их туго натянули, закрепили колышками и насыпали сверху песок и землю.

— Пойдем, — сказал Пойманный, осторожно потянув Анну за руку. — Нас ждет последний плот. Пойдем.

* * *

Тагай смотрел в дуло пистолета. Как ни странно, при виде смерти, ожидавшей его там, он не испытывал страха.

— Твоя сестра в безопасности, и тебе ее не достать. Как и та вещь, которую ты жаждешь заполучить и которая притянула тебя к себе через полмира.

Джанни наклонил голову:

— И что это, по-твоему? — Рука королевы. Рука, ради которой ты убил своего отца. Она похоронена. К этому времени Анна уже должна была зарыть ее.