идею, вскрыв череп лягушки и прикрепив электроды к отдельным волокнам зрительных нервов.

Вместе с Питтсом, Мак-Каллоком и чилийским биологом и философом Умберто Матураной он проводил эксперименты со зрением лягушек — увеличивал и снижал яркость источника света, показывая лягушкам цветные фотографии их естественной среды обитания, а также управляемых магнитами искусственных мух. При этом Летвин записывал сигналы, передаваемые глазом в мозг, сопоставляя их с применёнными стимулами. Ко всеобщему удивлению, глаз не просто регистрировал то, что видел, а фильтровал и анализировал информацию о визуальных характеристиках, таких как контрастность, кривизна и движение. «Глаз говорит с мозгом на уже хорошо воспринимаемом, истолкованном и организованном языке», — сообщили авторы в ставшей затем классической статье «Что сообщает глаз лягушки мозгу лягушки», опубликованной в 1959 г.

Результаты этого эксперимента потрясли мировоззрение Питтса до основания. Ранее он считал, что мозг обрабатывает информацию при помощи цифровых нейронов и математической логики. Но оказалось, что беспорядочные аналоговые процессы в сетчатке глаза выполняли как минимум часть этой работы. «После того как мы изучили лягушку, ему стало очевидно, что даже если логика [мозга] и имела значение, она не играла столь важной роли, какой можно было бы ожидать, — говорил Летвин. — Это разочаровало его. Он никогда не признался бы в этом, но это, видимо, усиливало его отчаяние из-за потери дружбы Винера». Поток неприятных событий усугубил депрессию, с которой Питтс боролся годами. «У меня есть что-то вроде личного горя, о котором я хотел бы услышать твой совет», — писал Питтс Мак-Каллоку в одном из своих писем. «В последние два-три года я заметил растущую тенденцию к меланхоличной апатии или депрессии. [Её] эффект состоит в том, что позитивная ценность, кажется, исчезает из мира, так что кажется, что ничего не стоит усилий и что я бы ни делал или что со мной ни происходило, перестаёт иметь большое значение…»

Теперь без Винера отчаяние Питтса стало смертельным. Он начал сильно пить и всё больше отдалялся от друзей. Когда ему предложили докторскую степень, он отказался подписать документы. Питтс сжёг свою диссертацию вместе со всеми своими заметками и бумагами. Были уничтожены плоды многих лет работы — важные результаты, которые все с нетерпением ждали. Визнер предложил Летвину улучшить поддержку лаборатории, если тот сможет восстановить какие-либо фрагменты диссертации, но всё было утрачено.

Питтс остался работать в MIT, но это было едва ли чем-то большим, чем просто жестом сострадания; он почти ни с кем не разговаривал и часто исчезал. «Мы должны были следить за ним ночь за ночью, — говорил Летвин. — Ужасно было наблюдать за тем, как он себя разрушает».

В понедельник, 21 апреля 1969 г., дрожащей рукой алкоголика, путаясь в днях недели, Питтс отправил письмо из своей палаты в больнице Бет-Исраэль в палату Мак-Каллока в отделении интенсивной терапии сердца в госпитале Бригама. «Я понимаю, что у тебя был лёгкий коронарный приступ <…> что ты присоединён ко множеству датчиков, подключённых к панелям и сигналам тревоги, которые постоянно контролирует медсестра, и в силу этого ты не можешь перевернуться в постели. Без сомнения, это кибернетика. Но всё это вызывает во мне ужасную грусть». Сам Питтс провёл в больнице три недели из-за проблем с печенью и желтухи. 14 мая 1969 г. он умер в одиночестве в пансионате в Кембридже от кровотечения из варикозно расширенных вен пищевода, что было связано с циррозом печени. Четыре месяца спустя скончался и Мак-Каллок, как будто существование одного без другого было просто нелогичным. Петля, по которой циркулировал сигнал, разомкнулась[1157].

Мак-Каллок и Питтс пережили Винера на пять лет — Норберт умер в 1964 г. от сердечного приступа, случившегося с ним во время лекционного тура в Стокгольме. Летвин, последний из первоначальной группы кибернетиков, сильно пережил всех и ушёл из жизни только в 2011 г.

На склоне лет Летвин вспоминал, что после его почтительной речи о Норберте Винере на конференции в Генуе (по всей видимости, в 1965 г.[1158]) вдова Винера Маргарет подошла к нему, чтобы поблагодарить за добрые слова о покойном муже. Летвин тогда уже знал о причине злосчастной телеграммы Винера — ему об этом в начале 1960-х рассказал Артуро Розенблют, и вот как Летвин описал эту встречу: «Я подготовил очень осторожную и хвалебную речь, и после неё миссис Винер подошла поблагодарить меня и протянула руку — вы знаете, она была хрупкой женщиной, — но я на самом деле хотел ударить её так сильно, как мог, потому что знал, что это она устроила разрыв»[1159].

4.4 Фрэнк Розенблатт, перцептрон, кот Тобермори и крысы

— Вы на самом деле хотите, чтобы мы поверили, — говорил сэр Уилфрид, — что вам удалось найти способ обучения животных человеческой речи и что старина Тобермори оказался вашим первым удачным учеником?

— Над этой проблемой я работал 17 лет, — отвечал мистер Эппин, — но лишь в последние 8–9 месяцев появились первые проблески успеха. Разумеется, я провёл эксперименты с тысячами животных, однако последнее время работал только с кошками, этими чудесными созданиями, которые смогли столь блестяще вписаться в нашу цивилизацию, сохранив при этом все свои высокоразвитые животные инстинкты. То у одной, то у другой кошки обнаруживал я выдающийся интеллект, впрочем, как бывает и с человеческими особями. Когда же я познакомился с Тобермори, то сразу понял, что имею дело с суперкотом, существом экстраординарного интеллекта. В предшествующих экспериментах я далеко продвинулся по пути к успеху, но в работе с Тобермори, можно сказать, я достиг своей цели.

Саки. Тобермори

4.4.1 Наследие Мак-Каллока и Питтса

Итак, Мак-Каллоку и Питтсу удалось создать первую модель искусственного нейрона, разрешить кажущийся парадокс с петлями, образуемыми нейронными цепями, обнаружить гипотетический механизм, при помощи которого сеть, составленная из искусственных нейронов, могла бы запоминать информацию. Какие проблемы теперь отделяли человечество от умения создавать машины, способные, например, отличить фотографию котика от фотографии собаки?

Искусственный нейрон Мак-Каллока и Питтса через множество входных синапсов получает некоторый набор двоичных сигналов (т. е. нулей или единиц). Сигнал может поступить от рецептора (например, фоторецептора, который реагирует на освещённое пятнышко в некотором месте изображения, выдавая на выход единичный сигнал; Мак-Каллок и Питтс в своей статье 1943 г. называют входные нейроны нейронной сети «периферическими афферентами»[1160] — мне нравится этот термин, и я просто