через руки правительства), я начала тревожиться. Это вызывало обеспокоенность. Это означало, что мы столкнулись с величайшей проблемой из всех, с которыми когда-либо сталкивался наш образ жизни, без четкого понимания фактов.

Большинство людей охотнее доверяет приятным новостям, чем неприятным, надеется, что так или иначе все «сложится хорошо». Но не такой тип настроений создал Соединенные Штаты и сделал их не просто великой нацией, но и символом образа жизни, который стал надеждой для всего мира. Бороться с опасностью можно только тогда, когда ты вооружен достоверными фактами и когда тобой движет непоколебимая вера и решимость.

Поэтому, когда через год после первой поездки в Россию доктор Гуревич решил вернуться в СССР и попробовать узнать ответы на некоторые вопросы, касающиеся физической медицины, я захотела отправиться с ним и во время второго визита, не отвлекаясь на странные первые впечатления, выяснить, обоснованы ли мои первые выводы.

Мы с доктором Гуревичем и его женой Эдной начали свое турне в 1958 году, посетив совещание Ассоциаций ООН, которое проходило в Брюсселе в связи со Всемирной выставкой.

Темой Брюссельской выставки была «Лучшая жизнь для людей современности», и в целом она не казалась мне такой эффективной, какой должна была стать. Очень многие люди критиковали наше здание, что меня раздражало, ведь я считала его красивым, а ландшафтный дизайн необычайно прекрасным. Внутри, однако, выставки были организованы плохо, а механические дисплеи не работали.

Одной из самых популярных, хотя и незапланированных особенностей нашей выставки было появление Гарри Белафонте. Он добился большого личного успеха, и его присутствие стало самым ценным ответом на большую часть критики в адрес американцев по поводу их отношения к цветным людям.

Русская экспозиция выглядела монументально. Ее суть можно подытожить так: марширование, марширование, марширование и снова марширование. Фотографии молодых людей из России, которые идут строем в школу, на заводы, маршируют с армией, и везде они выглядят юными, здоровыми и энергичными. Для большинства людей из западных стран такое количество марширования кажется в высшей степени скучным. Я помню, что у них был номер в циклораме, который длился полтора часа (к нему, конечно, прилагалось марширование), но был менее интересным и менее информативным, чем американский, который занял всего двадцать минут.

Я понятия не имею, какую конечную ценность представлял этот экспонат как для русских, так и для нас. Мое общее впечатление заключалось в том, что русская выставка произвела эффект огромной силы и драйва. Однако, несмотря на то что они с наибольшей выгодой для себя показали лучшее из всего, что могли предложить, этого было недостаточно, чтобы соревноваться с тем, что было у нас. С другой стороны, я чувствовала, что и мы не самым лучшим образом использовали возможность показать народам мира, что из себя представляют Соединенные Штаты.

Одним из самых приятных эпизодов во время моего визита в Брюссель был обед с королевой Бельгии Елизаветой, которая мне очень понравилась.

Королева Елизавета – музыкант и художник. Она рисует, занимается скульптурой, играет на нескольких инструментах. Кроме того, она занимается садоводством. Но я думаю, что самое прекрасное в ней то, что она действительно заботится о людях. Конечно, как королева, она во многом отрезана от людей, но действительно хочет учиться. У нее прекрасная душа, и она испытывает страстное желание служить человечеству. Она отдает себя этому делу с большой щедростью не только разумом, но и душой.

Из Бельгии мы вылетели в Советский Союз. Первые пять дней нашего визита были посвящены работе Советской Ассоциации ООН, которая пригласила всю нашу делегацию. Это означало, что у нас будет чуть больше двух недель для запланированных дел, и поэтому мы решили сосредоточиться на Москве и Ленинграде.

Как только мы перестали быть гостями ООН, я стала простым туристом, но у меня не было проблем с назначением встреч в любых министерствах или с посещением всех мест, которые я просила показать.

В этот раз я не пыталась встретиться с господином Хрущевым. Мне казалось, что у него и так побывало очень много гостей из Америки, и что он наверняка обладал всей необходимой информацией о нас. Конечно, у него было предостаточно возможностей получить сообщения от людей, которые брали у него интервью.

Моя главная цель состояла в том, чтобы выяснить, сколько в Советском Союзе детей с эмоциональными расстройствами и как их лечат. Русский ответ на проблему психически неуравновешенных детей заключается, прежде всего, в типе насаждаемой дисциплины или в научении детей в целом. Как я уже говорила, все начинается, когда ребенку исполняется два месяца, а к семи годам он становится полностью контролируемым. Советские дети, как правило, не стремятся к свободе. Их воспитание и обучение тщательно продуманы, чтобы предотвратить любого рода отклонения на любом уровне, от момента рождения до самой смерти.

Такое воспитание отвечает и за развитие так называемого «безопасного лидерства», то есть в определенных, тщательно установленных границах.

Например, каждый школьный класс выбирает старосту в возрасте семи лет. Классы этой возрастной группы в среднем состоят из сорока учеников. Маленький староста ведет свой класс в учебный кабинет и говорит, когда вставать и уходить. Он передает детей двум ребятам из старшего класса, которые провожают их до выхода из здания. Затем этот маленький мальчик возвращается, чтобы помочь учителю привести кабинет в порядок.

«Как, – снова и снова спрашивала я учителей, – вы определяете эмоционально неуравновешенного ребенка?»

Они возмущались. «О любом отклонении в поведении немедленно сообщается».

Это единообразие в поведении и в ответах кажется мне фактором, который американцам не понятен ни по своей сути, ни по возможностям. Это крупномасштабное дисциплинирование человеческих существ – нечто настолько новое в мире, что мы не можем его постичь.

Я бы подумала, что оно полностью уничтожает желание проявлять инициативу, но ни один психолог не может сказать, каковы будут результаты этого гигантского эксперимента с людьми, сколько бы я об этом ни спрашивала.

Во время первого визита я наблюдала за тренировкой маленьких детей. В этой поездке я изучала детей более старшего возраста, методы их воспитания, как им прививают дисциплину, их полное поглощение коммунистической системой.

Какой бы ни была жизнь русского ребенка, ее нельзя назвать легкой. На самом деле здесь никому легко не живется. Дети учатся в школе с 8:45 до 13:45. Если родители дома, они идут на обед. В противном случае их кормят в школе. В следующие два часа во Дворце или комнате пионеров они выполняют упражнения, играют под присмотром взрослых и изучают марксизм. Каждый ребенок изучает марксизм вдоль и поперек. К моменту окончания школы он готов собрать не только свои навыки, но и политические идеи, куда бы его ни отправили – в любую часть мира.

В следующие