— А этого даже я не знаю, — Городецкий вздохнул. — И сколько мне потребуется времени?

— Года три. У тебя общая подготовка неплохая, и весьма. Ну, чтобы ты хотя бы представление имел, как и что к чему, не меньше года.

— А остальные?

— Как я могу знать? Пробовать надо.

— Ты посмотри только, Батя. Какой кадр!

— Мы договорились, сынок? — Вавилов словно не слышал всего, что было произнесено с того момента, как прозвучала его последняя реплика.

— Обещаю, — Гурьев чуть прищурился.

— Ну, добро, — лицо Фёдора Петровича вмиг разгладилось. — Человек должен всегда человеком оставаться. Иначе сам превратится в нежить.

У Гурьева было море возражений в запасе, но он промолчал. Городецкий посмотрел на него – и кивнул одобрительно.

— Теперь многое понятно, — Вавилов грузно поднялся, посмотрел на подчинённых. — Порядок наведите, ребята. Давай-ка, сынок, ко мне в кабинет. И ты, Варяг.

Расположившись за столом и усадив Гурьева с Городецким, Вавилов разорвал, по старой привычке, новую пачку папирос «Норд» пополам и, закурив, кивнул Городецкому:

— Покажи колечко.

Городецкий достал аккуратно сложенный вчетверо лист и протянул Вавилову. Фёдор Петрович долго рассматривал картинку, потом вернул бумагу:

— Размножим на гектографе. Кто рисовал? Ты, сынок?

— Да.

— Толково. Должно помочь.

— Если оно ещё здесь, — Городецкий рассеянно вертел в руках ручку-самописку. — А, Батя?

— А где? — Гурьев напрягся.

— Да где угодно, — Городецкий вынул плоский портсигар, достал папиросу, закурил, с наслаждением затянулся. — Это не Тициан и даже не Фаберже. В каталогах его нет. Я проверю, но ставлю глаз, что в каталогах оно не значится. В случайности я, как известно, не верю. Значит, работали на заказ. Так, Батя?

— Так, Пинкертон.

— Ну почему Скворушка должна была заболеть именно сейчас? — Городецкий с силой затолкал самописку в нагрудный карман пиджака и снова взял лежавшую на краю пепельницы папиросу. — Кого мне по музеям и архивам отправлять? Колумба с Сотником? Или самому? Прр-р-роклятье!

— Музеи оставьте Полозову, — Гурьев посмотрел в половину окна. — Полозову. Это несложно, ему быстрее помогут, чем вам.

— Штучная мысль, сынок, — согласно кивнул Вавилов. — Мандат мы ему оформим, чтобы по бумажкам не было вопросов. Ты ему доверяешь?

— Да. Он, конечно, в драку полезет, но с этим мы с Учителем справимся.

— Да уж не подведите.

— Варяг, — Гурьев чуть повернулся, чтобы лучше видеть Городецкого.

— Да?

— Ты с какого года?

— Пятого.

— Как же ты на Олимпиаду попал?

— Да есть пара фокусов, — Городецкий заговорщически подмигнул.

— Добро. Сан Саныч, через час я хочу видеть план мероприятий по делу. Посидим над ним, если повезёт, до обеда управимся. Двигай.

Городецкий кивнул и вышел. Оставшись с Гурьевым с глазу на глаз, Вавилов зажёг очередную папиросу и, усмехнувшись каким-то своим раздумьям, проговорил:

— Рассказывай, сынок.

К лету двадцать шестого вопрос о деньгах встал особенно остро. Благодаря Мишиме ни он, ни, тем более, мама ни в чём не испытывали недостатка, но Гурьев решил, что пора и честь знать. Всё, что оставалось от дедовых накоплений и заначек, либо осталось в Питере и пропало бесследно, либо растаяло, как дым, в жуткую эпоху «военного коммунизма». А у Гурьева были честолюбивые планы, и для их воплощения в жизнь требовались средства. Школа, например. О том, чтобы попросить денег у Мишимы, не могло быть и речи. Тот и так крутился, как грешник на сковородке, чтобы залатать дыры в своём немаленьком коммунальном хозяйстве. Гурьев был достаточно взрослым для того, чтобы понимать – несмотря на усиленные заклинания коммунистических вождей, деньги всё ещё играют огромную роль в повседневной жизни. Причём конца этой роли пока не видно. Вожди высоко летают, а птицам, как известно, деньги не нужны… Но они-то все – И Гур, и мама, и Нисиро-о-сэнсэй – ходили по земле в цветущем и благоухающем саду НЭПа времён расцвета его угара. И без денег это было довольно затруднительно.

Нет, он не слонялся по городу в поисках тугого кошелька, выпавшего из кармана какого-нибудь загулявшего хозяйчика. Разгрузка вагонов тоже не входила в число приоритетных способов заработка – возни до чёрта, а толку… Гурьев думал.

Решение, как всегда, пришло внезапно. Идея, как молния, озарила Гурьева, когда он отбывал практику на «родном» заводе и увидел, как в заводском клубе играют в бильярд. Играли «по маленькой» – ставили десять копеек, двадцать, редко – полтинник за партию. Он решил: если в клубе за вечер можно заработать два-три рубля, то, возможно, где-то игра идёт всерьёз? И Гурьев начал искать. А кто ищет – тот всегда найдёт.

В Москве было немало мест, где шла действительно крупная игра. Команда высококлассных профессионалов – их было не больше сотни – отнюдь не бедствовала, несколько сотен за вечер считалось удачей средней степени, а хороший куш мог достигать двух – пяти тысяч. Кроме заработка, бильярд неизбежно вёл к интересным знакомствам, — немало советских начальников самого разного пошиба отдавали дань азарту этой игры, о которой кто-то очень неглупый заметил: «Это не шахматы, это – Бильярд! Тут думать надо!»

Несколько недель Гур присматривался к игрокам в приличных местах, а тренироваться ходил в заводской клуб. И только убедившись, что он вполне в состоянии «вступить в профсоюз», пришёл со своей идеей к Мишиме.

Мишима откликнулся не сразу. Только на следующий вечер, усадив Гура на татами в «гостиной» на своей половине, медленно проговорил:

— Если это действительно может принести тебе деньги, я не стану запрещать. Но это – лёгкие деньги. Значит, найдутся те, кто захочет отнять их у тебя. — Мишима помолчал. — Вот правила, которые ты должен выучить. Первое. Никогда не забирай у того, кто играет с тобой, все деньги до последнего. Второе. Никогда не играй лучше, чем требуется для того, чтобы выиграть. Третье. Никто не должен знать твоё настоящее имя, кто ты и откуда. Четвёртое. Игра – только ремесло, которое приносит доход, её собственная ценность ничтожна, игра ради игры – бесцельная растрата времени, которое ты мог бы посвятить Знанию. Пятое. Злость на того, кто захочет отобрать твой заработок, не должна туманить разум. Если придётся убивать – делай это с холодным умом и спящим сердцем. Запомни.

— Ты думаешь, мне придётся из-за этого убивать, сэнсэй? — Гурьеву подобная мысль как-то не приходила в голову.

— Придётся, — спокойно ответил Мишима. — И не однажды. Карма.

В первый же вечер Гур выиграл шестьдесят полновесных червонцев, обеспеченных золотом, драгоценными камнями и другими активами Государственного банка. И вновь убедился, что Мишима – мудрый и крайне предусмотрительный человек.