Джулия очень сожалела, что впопыхах Габриель не оставил эту чертову штуку дома.

К счастью, принятое лекарство позволило Джулии уснуть. Она погрузилась в полубессознательное состояние.

* * *

– Джулианна!

Она открыла глаза и увидела склонившегося Габриеля. Лицо мужа было полно тревоги.

Джулия, как могла, улыбнулась ему, и эта улыбка чуть не разбила его сердце.

– Ты стонала.

– Должно быть, что-то приснилось.

Джулия протянула ему руку. Габриель тут же схватил ее и поднес к губам.

– Мои кольца, – прошептала она, спохватившись, что на ее пальцах нет колец. – Неужели я их потеряла?

Габриель погладил ей палец, где прежде было обручальное кольцо.

– Дорогая, ты сама сняла их еще несколько месяцев назад. У тебя стали опухать руки, и ты опасалась, что кольца повредят кровотоку. Ты перевесила кольца на ожерелье. На то, что я подарил тебе год назад, в нашем саду. Помнишь?

Джулия потрогала шею:

– Совсем забыла. Вчера я сняла ожерелье и убрала в шкатулку с драгоценностями.

– У тебя было верное предчувствие. Фаршированный Блинчик вот-вот появится.

Джулия закрыла глаза:

– Я думала, что труднее моей докторантуры в Гарварде нет ничего. Оказывается, есть.

У Габриеля сжалось сердце.

– Ты очень скоро вернешься в университет. Мы с Ребеккой тебе поможем.

В ответ Джулия что-то пробормотала.

– Знаю. Пока еще слишком рано об этом говорить. – Он наклонился к ее уху. – Прости.

– Мы с тобой это обсуждали. Иногда что-то неожиданное оказывается самым лучшим.

– Я сделаю все, что необходимо, а ты потом будешь решать.

– Ребенок от тебя – это вовсе не трудности и не тяготы. Если бы еще и больно не было. – Джулия поморщилась.

Габриель поцеловал ее в лоб:

– Я позвонил отцу. Он обещал сообщить Тому и Дайане. Сомневаюсь, что они двинутся в путь. Томми все-таки еще слишком мал. Но Ричард предложил в случае чего их довезти.

– Хорошо, – кивнула Джулия, не открывая глаз.

Пока она спала, акушерка пыталась убедить Габриеля, что поперечное положение у детей в материнском чреве встречается достаточно часто. Иногда рождающийся младенец поворачивается сам, а иногда это делает за него акушер. Так что беспокоиться не о чем.

Габриель поблагодарил за объяснения, но его беспокойство не уменьшилось. Его поддерживала лишь надежда на благополучное будущее. Еще немного – и он возьмет на руки свою дочь, став настоящим отцом.

Джулия спала, а может, просто дремала. Габриель ходил взад-вперед по палате. Больничная койка, на которой лежала его жена, делала ее совсем миниатюрной, совсем хрупкой.

Совсем молодой.

– Джулия, потерпи, дорогая.

Опять схватки. Габриель взял жену за руку и стал следить за показаниями монитора, ожидая момента, когда схватки пойдут на спад. Тогда он поцелует ее или погладит ей лоб и скажет:

– Ты замечательно держишься.

О себе такого он сказать не мог. Габриель забыл о своем внешнем облике. Об этом ему было некогда думать. Он продолжал сражаться со страхами. Напрасно он пытался себя убеждать, что Джулия находится в прекрасной больнице, окруженная опытным и заботливым персоналом. Страхи не уходили.

Габриель изо всех сил старался, чтобы они не прорвались наружу. Он беззвучно молился за Джулию и Фаршированный Блинчик.

В десятом часу вечера у Джулии вдруг поднялась температура. К этому времени в больнице уже находилась вызванная доктор Рубио. Осмотрев Джулию, гинеколог распорядилась добавить антибиотик к вводимым через капельницу препаратам.

Кусая губы, Габриель смотрел, как санитарка вешает пластиковый пакет и подсоединяет трубочку к общей трубке капельницы.

Доктор Рубио выпустила Джулии воды и убеждала ее начать тужиться. Эпидуральная анестезия гасила боль лишь частично. У Джулии по-прежнему сильно болел низ живота.

Медсестра Сьюзен держала Джулию за одну ногу, Габриель – за вторую. Во время каждой схватки Джулия тужилась. Доктор Рубио и Габриель уговаривали ее продолжать, но все это давало минимальные результаты. Кончилось тем, что акушерка подтвердила самый сильный страх Габриеля: Фаршированный Блинчик упрямо лежала поперек и находилась слишком высоко, чтобы ее можно было извлечь акушерскими щипцами.

Джулия, услышав об этом, слабо застонала и повалилась на спину. Она предельно устала.

– Что это значит? – сжимая кулаки, тихо спросил Габриель.

Доктор Рубио скривила губы:

– Это означает, что мы должны безотлагательно делать ей кесарево сечение. У ребенка растет частота сердечных сокращений. У вашей жены держится высокая температура. Все это указывает на возможность инфекции. Я соберу своих хирургов, но действовать надо немедленно.

– Я нормально себя чувствую, – сказала Джулия.

Но каждый видел, до чего она устала. Кесарево сечение представлялось ей желанным избавлением от боли.

– Вы уверены, что по-другому нельзя? – спросил Габриель, нервозно стискивая руку жены.

– Мистер Эмерсон, поверьте, другой возможности у нас действительно нет. Я не могу извлечь ребенка, находящегося в поперечном положении.

– Кажется, я уже говорил вам, что я профессорЭмерсон! – огрызнулся Габриель, и это наглядно показало, в каком никудышном состоянии у него сейчас нервы.

– Дорогой, успокойся. У нас все будет хорошо. – Джулия улыбнулась одними губами и тут же закрыла глаза, приказав себе продержаться. У нее не прекращались схватки.

Габриель пробормотал слова извинения, поцеловал Джулию в лоб и успел прошептать ей на ухо несколько ободряющих слов. Вскоре палата Джулии стала очень шумным и беспокойным местом. Пришел анестезиолог и сразу же начал задавать вопросы. Медсестра шепнула Габриелю, что ему нужно переодеться в специальную одежду для хирургических операций.

Ему не хотелось даже на минуту расставаться с Джулией. Он столько времени просидел возле ее постели, держа ее за руку и кормя кусочками льда. Но операционная требовала стерильных условий, и он был вынужден подчиниться.

Джулия протянула ему руку. Габриель схватил ее и поднес к губам.

– Я не жалею об этом, – прошептала она.

Габриель отпрянул. Должно быть, обилие вводимых лекарств затуманило ей разум.

– О чем ты не жалеешь, дорогая?

– О своей беременности. Когда все кончится, у нас будет дочь. У нас будет семья. Навсегда.

Габриель натянуто улыбнулся и снова поцеловал Джулию в лоб: