Я объяснил ему, что лучшим способом решения непосредственных проблем являются прямые переговоры с Гитлером. Преувеличенный национализм нацистской партии лишится ветра в несущих его вперед парусах при условии, что будут разорваны последние путы, наложенные Версальским договором. Если это будет исполнено, сказал я, то у меня почти исчезнет страх перед будущим, и добавил, что, по моему мнению, новая дружба Гитлера с дуче может оказать на фюрера отрезвляющее воздействие. «До тех пор, пока поколение, прошедшее через Первую мировую войну, имеет хоть какое-то влияние на ход событий, второго взрыва не произойдет», – заверил я его. И таково, действительно, было мое твердое убеждение. Лорд Лондондерри с доверием отнесся к моим утверждениям, и для меня было исключительным удовольствием говорить с таким благородным и искренним человеком. Он являл собой законченный тип аристократа довоенной эпохи. Насколько проще могло бы стать решение международных проблем, если бы реальная власть во всех странах находилась в руках таких людей, которые все вместе составляли бы некое всемирное семейство.

До окончания его визита произошел забавный случай. Геринг приложил громадные усилия, чтобы возродить породу зубров, которые некогда бродили по всей Северной Европе, и содержал в полусвободном состоянии стадо этих животных при своем охотничьем домике в Каринхалле. Он очень любил похваляться перед гостями, что наконец-то может предоставить им возможность пострелять дичь, которая требует от охотника умения и личного мужества. Лорд Лондондерри с великим энтузиазмом отнесся к идее охоты на бизона. Он не знал, что в Дарссе зубров нет, как не знал и того, что Геринг, чтобы восполнить этот недостаток, приказал доставить из Каринхалля подходящего быка. В Каринхалле главный егерь не видел смысла посылать на убой английскому лорду одного из своих немногочисленных здоровых и сильных зверей и велел отправить никчемное животное, которое, по его мнению, вполне годилось для этой цели. Главный егерь в Дарссе выпустил его в часть леса, окруженную кольцом загонщиков, и, хотя и заметил негодное состояние зубра, в красках рассказал лорду Лондондерри, что удалось обложить великолепное животное, которое обеспечит ему на следующий день замечательную охоту.

В четыре часа утра в охотничий домик ворвался взволнованный посыльный с известием, что зверь вырвался, предварительно напав на одного из загонщиков, и после нескольких часов погони по следу они его потеряли. Лорд Лондондерри был страшно разочарован, но его удалось задобрить, предложив ему первоклассного оленя. Он так никогда и не узнал, что все усилия главного егеря в течение ночи обнаружить зубра на ногах ни к чему не привели, поскольку зверь просто упал на землю и издох из-за лишений, перенесенных при перевозке. От отчаяния главный егерь попросту выдумал подобающую историю. Я уверен, что лорд Лондондерри был бы весьма удивлен, узнав, что Третий рейх довел свои театрализованные представления даже до глубины лесов Северной Европы.

Гвидо Шмидт продолжал получать известное удовольствие от игры на своих лондонских и парижских связях, но настроения в этих двух странах уже претерпели значительные изменения. Месье Дельбо, французский министр иностранных дел, даже высказал мнение, что последний шанс на спасение Австрии лежит в ее объединении с Германией. Геринг пригласил Шмидта в Берлин на охотничью выставку. Во время визита Шмидту показали карту Европы, на которой отсутствовала граница с Австрией, – для хороших охотников не существует границ, объяснил ему с улыбкой Геринг. Какое бы впечатление ни произвел этот инцидент, визит положил начало долгой переписке между этими людьми, которая была впервые обнародована только после войны, когда Шмидт был судим за государственную измену. Однако эта переписка представляет определенный исторический интерес именно в контексте тогдашних событий.

В своем первом письме, датированном 29 января 1937 года, Шмидт жалуется на некие слова, сказанные Герингом во время своего государственного визита в Италию австрийскому посланнику в Риме. Очевидно, он высказал мнение, что «saboteurs»[154] стремятся ликвидировать июльское соглашение. Шмидт отвергал это обвинение и привлекал внимание к положительным усилиям австрийского правительства. Из ответа Геринга, выдержанного в весьма дружеском тоне, явствовало, что он стремился завоевать доверие Шмидта. Геринг подчеркивал, что германское правительство решило сотрудничать с австрийским канцлером и позаботиться о том, чтобы причины возможных разногласий были устранены. Он пишет об эволюционных методах объединения и о праве Австрии на независимость.

Шмидт был готов следовать этим предложениям, но Шушниг не проявил к ним особого интереса. Ничего больше не происходило до конца июня, когда Геринг пригласил Шмидта приехать к нему еще раз. Но прошло еще два месяца, прежде чем Шмидт наконец появился в Каринхалле. Тем временем в международных делах произошли изменения, и Гитлер стал более неуступчивым. Шмидт предложил, что будет всего лучше, если Геринг обсудит все вопросы с Шушнигом, а сам он организует для этой цели охоту. Письмо Геринга от 11 ноября гораздо резче по тону и определенно указывает на то, что подобное приглашение может быть принято только при условии, если от визита можно будет ожидать конкретных результатов. Дружественные отношения между двумя странами, писал он, могут основываться только на тесном взаимодействии в проведении общей германской политики, интеграции вооруженных сил, заключении торгового договора и оформлении финансового и таможенного союза. Он также дает ясно понять, что эти предложения одобрены Гитлером. Это письмо Геринга являлось вполне определенным avis au lecteur[155], и мне совершенно непонятно, как могли Шушниг и Шмидт утверждать в Нюрнберге, что требования, выдвинутые Гитлером через два с половиной месяца во время его встречи с Шушнигом в Берхтесгадене, явились для них полной неожиданностью. Все, что он тогда потребовал, уже было перечислено в письме Геринга от 11 ноября 1937 года.

После международной охотничьей выставки в Берлине я на короткое время заехал в Париж, где Всемирная выставка предоставила мне удобную возможность вести политические беседы, не привлекая своим присутствием чрезмерного внимания. Я встретился с премьер-министром месье Шотаном, а также с месье Рейно, Бонне, Пьетри, Даладье и другими ведущими деятелями. Особую важность я придавал беседе по австрийскому вопросу с лидером социалистов месье Леоном Блюмом. В тот момент он не занимал никакого министерского поста, но его партия служила одной из главных опор правительства. Я был вынужден сохранять наше свидание в тайне, чтобы не позволить нацистам извлечь политическую выгоду из моей встречи с человеком, являвшимся одним из главных объектов их антисемитской пропаганды.

Месье Блюм принял меня в отделанной со вкусом квартире и с большим интересом выслушал то, что я имел ему сообщить. Я просил его передать своим партийным коллегам, что автономная Австрия в составе общегерманской федерации станет шагом вперед на пути к европейскому объединению, создание которого являлось целью самих социалистов. Если в конце концов в отношении Австрии и Германии произойдет отказ от политики Ришелье «разделяй и властвуй», то этот шаг будет сторицей оплачен улучшением отношений между Францией и Германией, что является непременным условием достижения европейского мира и безопасности. Только таким путем Германия получит возможность возвратиться к своей традиционной роли в Центральной Европе и превратиться в бастион на пути наступающего на запад коммунизма. Поэтому, говорил я ему, я буду чрезвычайно благодарен, если Франция сможет отказаться от своего отрицательного отношения ко всяким изменениям в статусе Австрии и благосклонно отнесется к эволюционному развитию отношений этой страны с Германией. Блюм не мог дать никаких гарантий, но пообещал обсудить вопрос с членами своей партии и различными министрами.