Гарнизону Ниеншанца по договору о капитуляции дозволялось выйти через большие ворота крепости (бреши сделано не было) со всеми воинскими почестями (с распущенными знаменами, с барабанным боем, с четырьмя полковыми железными пушками, с пулями во рту) и уйти с конвоем в Нарву[1544]. На почетных условиях сдался гарнизон Митавского замка: под бой барабанов, с распущенными знаменами, 12-ю пушками и одной мортирой, с 13-ю зарядами для каждой пушки и припасами для солдат, которые были под эскортом полка драгун Ренне, были отправлены в Ригу[1545].

Почетный аккорд являлся привилегией, которую осаждающий был готов предложить гарнизону в обмен на выгодное для себя развитие событий; как в любом торге, здесь было не обязательно «переплачивать», т. е. предлагать противнику больше прав, чем он заслуживал или был в состоянии отстоять. Показательно в этом отношении взятие Бауска. По поводу этой осады в сентябре 1705 г. Петр писал А. И. Репнину, что если шведы заупрямятся и бомбардировка не поможет, то стоит выпустить их «лутчей окорт» как можно скорее, лишь бы не допустить больших потерь («чтоб без траты людей») [1546]. Однако командовавшие русским осадным корпусом преображенцы В. Корчмин и М. фон Кирхен сообщили, что после брошенных 13 бомб комендант Бауска вступил в переговоры о сдаче; они радовались, что сильно укрепленный замок с достаточным гарнизоном в 300 человек сдается без боя, хотя мог еще долго упорно обороняться. Они невысоко оценили воинские качества коменданта подполковника Сталь фон Гольштейна: «Человек добрый, я чаю, что не гораздо солдат (а больше колбаза) чтоб и все у них такие были; в гварнизоне люди изрядные человек триста»[1547]. В ответ Петр напомнил, что выпускать противника на почетных условиях стоило лишь, если осада затягивалась; он писал М. Б. фон Кирхену 13 сентября: «Писмо ваше купно с капитуляциею принято, на что ответствую, что вам приказано, что естли станут крепко сидеть и чаят траты людям, как скорее их уговаривать и дать им капитуляцию довольную; а естли от малого бросанья бомб скоро станут здаваться, тоб их принудить только на дискрецию; буде капитуляция еще не совершена, то кроме вышеписанной дискреции не выпущайте, хотя и слово дано, а письмом не обязано, а буде уже совершенно на письме, то однакоже добрых пушек и ружья не давать»[1548].

Когда утром 14 июля 1704 г. атакующие русские войска остановились буквально в пробитых воротах крепости Дерпт, комендант полковник Карл Густав Скитте отправил Шереметеву свои аккордные пункты, в которых требовал для всего гарнизона права выхода из крепости с личным оружием, знаменами, музыкой, фитилями, пулями, пушками, женами, детьми, багажом и провиантом на месяц. На что Шереметев (формальный командующий осадой, а возможно, и лично Петр от имени фельдмаршала) отвечал: «Весьма удивляемся, что господин камендант такие высокие требования предлагает, понеже войско его царского величества уж в воротах обретается, и с великою нуждою оное от приступа удерживаем; и когда он такой акорд пожелал, то б он о том заранее просил, а ныне уж о том требовать поздно». Впрочем, было разрешено вывести гарнизон с домочадцами и с месячным провиантом; личное оружие дозволялось вынести всем офицерам и лишь трем ротам гарнизона, остальные выходили без оружия, пороха и пуль [1549]. Впрочем, на другие требования, как то предоставление подвод, кратчайшего маршрута следования до Ревеля, сохранения прав и свобод горожан и т. п., русское командование дало положительный ответ.

Гарнизон Кексгольма тоже требовал для себя почетных условий аккорда, однако поскольку не имел шансов на помощь извне и не оказал особенно активного сопротивления, был выпущен с оружием и багажом, но «без знамен и полковой музыки» [1550]. При сдаче Дюнамюнде 7 августа 1710 г. шведский комендант полковник Стакельберг просил права своим солдатам выйти «с набитым [заряженным. – Б. М.] ружьем и с 24 патронами и 3 гранатами всякому гренадеру» и вывезти 6 3-ф. пушек с 12 зарядами к каждой и телегу, под каждую пушку и под телегу требовалось по 4 лошади. Однако фельдмаршал Шереметев позволил лишь 6 патронов и 1 гранату каждому гренадеру, 4 пушки с шестью выстрелами и двумя лошадьми каждая[1551].

После взятия Нарвы небольшой шведский гарнизон засел в Ивангороде (туда же по мосту смогли убежать некоторые солдаты и мирные жители из Нарвы). Русские войска после занятия города с ходу захватили также горнверк («рогатый шанец») вокруг Ивангородской крепости, но дальше никаких боевых действий не велось. Коменданту было предложено перемирие, на которое он с готовностью согласился (не надеясь с несколькими сотнями своих солдат противостоять целой армии), но сдачу на дискрецию он отверг. По версии Адлерфельда, комендант заявил, что скорее взорвет крепость. Царь сильно разгневался, узнав об отказе коменданта, и отправил сказать, что если тот немедленно не примет предложенных ему условий, то обречет всех оставшихся в живых, даже пленников в Нарве, и поступит с ними так же, не жалея и грудных младенцев. Комендант отвечал, что эти угрозы не склонят его, что трусливую сдачу королевской крепости на дискрецию без крайней нужды он сочтет для себя бесчестьем, но если ему будет дана почетная капитуляция, он мог бы передать замок в руки его царского величества. Стернстроле настаивал на выходе со знаменами, музыкой, оружием, пушками и женами (даже теми, кто находился отдельно от своих мужей в Нарве) – фельдмаршал Огильви согласился на все, кроме знамен и пушек[1552]. Несколько дней ушло у победителей на то, чтобы привести в порядок захваченную Нарву и дать солдатам отдых; за это время Стернстролле постарался подготовить замок к обороне, но запасы провианта у него были практически исчерпаны. Очевидно у русских были все основания считать положение Ивангорода безвыходным и ожидать его сдачи хотя бы от голода в самое ближайшее время. «Несколько были того мнения, что надобно и можно было принудить его сдаться на дискрецию, или как воинскими полоненниками, для того, что говорено было, что гарнизон не имел амуниции и провианту и иных потребностей для оборонения, и для иных причин: но его величество, по ходатайству некоторых иностранных министров с особливой и чрезвычайной своей царской милости изволил позволить, чтоб ему с гарнизоном своим (и убегшими к нему из Нарвы обоих полов, которых всех обще могло быть свободно с 3000 душ) выти; однакож без знамен, барабанного бития, без обнаженных шпаг и с обращено на плечах имеющим ружьем к Ревелю провожену быть, что изправлено было 4 сентября»[1553].