Упомянутая манера несения оружия «обращенно», т. е. прикладом вверх – один из ружейных приемов, который в русских экзерцициях назывался «обороти с поля»[1554]. Обычно оружие носили на левом плече дулом вверх, а «обращенный» способ имел особый смысл. По петровскому уставу 1715 г. «с поля» несли мушкет солдаты, смененные с караула. Во время триумфального шествия по Москве в ноябре 1703 г. в честь возвращения Ингерманландии Петр велел своим солдатам «маршировать, не как на караул, но как с поля мушкетным дулом в низ, а курком в верьх». Этим жестом царь демонстрировал шведам, что, отобрав «все что к его государству изстари надлежало», он был готов заключить мир [1555]. Таким образом ружье прикладом вверх несли, чтобы продемонстрировать отказ от дальнейшего сопротивления, это был символический уход с поля боя.

В случае, если победитель не соглашался ни на какой аккорд, Курганов советовал осажденному требовать хотя бы сохранить офицерам личное оружие и багаж, не грабить солдат и не отлучать их от своих полков [1556]. По-видимому, так пришлось поступить коменданту Веприка полковнику Вильяму Фермору, о переговорах которого с осаждающими мы знаем из записок Гилленкрока.

«Король приказал сказать Веприкскому Коменданту, чтобы он немедленно сдался военнопленным с своим гарнизоном; в противном случае город будет взят приступом, гарнизон истреблен, а он повешен на воротах. Комендант отвечал: «Зная, что Король уважает отличающихся храбростию, он не думает, чтобы Его Величество, в случае победы, поступил так жестоко, ибо, по повелению Царя, он должен защищаться до последней возможности»…

После этого неудачнаго дела Король приказал генералу Левенгаупту послать от своего имени к Веприкскому Коменданту офицера, и сказать ему, что мы ночью опять будем штурмовать, непременно возьмем город, и тогда нет никому пощады. Если же он сдастся военнопленным, то все могут надеяться на хорошее обращение и на сохранение своего имущества». Комендант отвечал: «Если бы Его Величество сделал это предложение при самом начале, то он тотчас же и охотно согласился бы быть его пленником». Затем комендант сдал ночью один пост нашим войскам, а через день гарнизон был отведен в Зиньков, где получил хорошие квартиры»[1557]. Таким образом, не поддавшись на угрозы и успешно отбив шведский штурм, комендант после согласился сдаться на дискрецию. Сведения о капитуляции Веприка до русского командования дошли не сразу; 12 января 1709 г. Г. И. Головкин сообщал В. Л. Долгорукову, что «комендант оной [Фермор. – Б. М.], которой имел указ от царского величества даже до последнего человека в крепости оной боронитца, восприимет на себя гнев и воинский суд, ибо велено ему боронитися до последняго и ожидать сикурсу, который уже послан был и в малых милях от Веприка обретался»[1558]. Через три дня тот же корреспондент сообщал гетману Скоропадскому: «Ныне уведомилися подлинно, что наши люди, по отбивании трех жестоких штюрмов, принуждены были здаться неприятелю за тем, что не имели пороху ничего» [1559]. «Гистория» также пишет, что в крепости «пороху не стало», – очевидно, это являлось вполне уважительной причиной и удовлетворительным объяснением решения коменданта[1560]. Однако штурм не длился настолько долго, чтобы защитники действительно полностью израсходовали все свои боеприпасы (носимый запас в сумах солдат вместе с возимым в патронных ящиках и вместе с крепостными запасами – ведь гарнизон был введен недавно именно с целью удержания крепости). Скорее в данном случае комендант решил, что гарнизон, отбив неприятеля с потерями, честно выполнил свой долг, но на успех дальнейшего сопротивления рассчитывать не мог.

Поскольку многие крепости имели цитадель, то при сдаче города у гарнизона оставалась возможность продолжать оборону в ней. В книге Курганова содержатся рекомендации осажденному, если ему придется сдавать город по договору. «Ежели гарнизон города, при котором есть цитадель, договорится в нее выти или отступить, тогда делают особые условия, какие ниже следуют. Чтоб цитадель не была нимало атакована с городской стороны; больные и раненые коих не можно перевесть, остались бы в городе и в занятых ими покоях; а по излечении даны бы им были подводы и паспорты, что им всесохранно возвратиться в город назначенный по капитулации, в цитадель должно вводить только тех, кои могут быть способны для обороны. Надлежит включить в капитулацию, чтоб негодные быть в цитадели провожены были в один из ближних того владения город, какой назначен. Должно при том согласиться о некотором времени для впущения всего гарнизона в цитадель, и назначить имянно, дабы в продолжении того времени осаждающие нечинили никаких работ потребных для атаки цитаделя»[1561].

Естественно, осаждающему такие условия были невыгодны, т. к. продлевали осаду. Поэтому на случай, если рижский комендант решит сдать крепость, но запереться в цитадели, Петр в письме от 7 июля 1710 г. рекомендовал Шереметеву требовать, чтобы комендант «всех людей с собою взял, – не точию солдат, но и мещан, – как всегда делают, дабы от тесноты скорей штадель могла сдаться» [1562]. В Митаве тоже была цитадель, в которой укрылся гарнизон, сам город был занят русскими войсками, но комендант Кнорринг заявил, что сожжет город, если замок будет осажден со стороны города [1563]. Проявив участие к судьбе Митавы, Петр решил атаковать замок с другой, менее удобной для этого, стороны.

Если аккорд предусматривал беспрепятственный выход всех чинов гарнизона вместе с семьями, то при этом подразумевалось, что все солдаты хотели покинуть свой город и имели намерение продолжать службу. Однако случалось, что солдаты предпочитали вернуться к своим довоенным занятиям и использовали капитуляцию гарнизона как шанс уйти с королевской службы. Конечно же, это было на руку осаждающим. Из Дерпта часть гарнизона была отпущена в Ригу, другая часть сперва была отправлена в русский лагерь под Нарвой и лишь потом – в Выборг. Прежде чем отпустить шведов, их держали за городом несколько дней под стражей, попутно вымогая или отбирая ценные вещи и переманивая на царскую службу. Перешедших Петр велел отправлять в Псков и далее в Москву, однако Шереметев не имел возможности выполнить это распоряжение – у него не хватало людей [1564]. В результате немалая часть защитников Дертпа «новоприборных солдат из крестьян 411 ч… отпущены в крестьянство по прежнему» [1565]. На русскую службу ушло всего 140 солдат и ремесленников и 34 женщины с детьми при них; у несомненно расстроенного таким развитием событий коменданта Скитте сложилось впечатление, будто он лишился больше половины своего гарнизона [1566].