Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он даже не почувствовал, когда они обрушили на корабль волну напалма. После этой атаки его снова охватила слабость. Именно тогда он и потерял контроль над кораблем – он начал дергаться рывками, устремляясь вниз к реке. На этот раз он действительно потерял сознание .
Том постарался отогнать эти печальные воспоминания и провел рукой по волосам. Его дыхание снова участилось, он весь покрылся липким потом, рубашка прилипла к телу. Признайся же наконец , – сказал он себе. – Ты просто трясешься от страха .
Зря он все это затеял. Черепаха был мертв, а Том Тадбари мог проделывать фокусы с кусками мыла и головами роботов не хуже других, но никогда не сможет поднять пару тон брони в воздух. Надо оставить все эти попытки – все бесполезно. Он должен позвонить Джою и сбросить старые челноки в бухту немедленно. Черт с этими деньгами – стоит ли игра свеч ради восьмидесяти тысяч? Уж конечно, не следует рисковать жизнью ради этого. В любом случае, он разбогатеет благодаря Стиву Брудеру. Воды Нью-Йорк-бей были бездонными, темными и холодными, а путь до Манхэттена долог. Он один раз попытал счастья, и чертов челнок взорвался, упав на дно реки – может, под воздействием напалма или давления воды, или чего-либо еще. Это был нелепый случай, но ледяная вода привела его в чувство, и он попытался выплыть на поверхность, позволяя течению нести свое беспомощное тело. В конце концов, каким-то невероятным образом он оказался на берегу в Джерси-сити. Лучше бы он умер.
Все, что он съел на завтрак, ворочалось у него в животе, и на мгновение Тому даже показалось, что его вот-вот стошнит. Вконец обессиленный, он расстегнул ремни кресла. Руки тряслись. Он выключил вентиляцию, системы слежения, камеры. Его снова окружила тьма.
Челнок должен был делать его неуязвимым, но враги превратили корабль в смертельную ловушку. Он никогда больше не сможет поднять челнок в воздух. Даже для последнего в жизни полета. Лучше бы он умер.
Тьма словно вибрировала вокруг него. Он чувствовал себя так, как будто снова вот-вот упадет. Надо немедленно выбираться отсюда, ведь он задыхается. Он мог тогда умереть.
Но он не умер.
Внезапно откуда-то из глубин сознания поднялась дерзкая мысль. Он мог умереть, но почему-то не умер. Он не мог поднять челнок в воздух, но все же этой ночью ему это почти удалось.
Тот самый челнок. Когда он наконец добрался до свалки, он был истощен, еле волочил ноги и был словно пьяный от шока, но в то же время, как ни странно, ощущал яростное биение жизни и удивительный подъем и радость просто оттого, что выжил. Он поднимет челнок в воздух, пересечет бухту и сделает несколько кругов над Джокертоном. Он снова вскочит на коня, который его сбросил, и покажет всем, что Черепаха еще жив. Он с честью выдержал направленный на него удар. Им удалось сбить его, поджечь напалмом и утопить, как камень, на дне чертового Гудзона, но он все еще был жив.
Люди на улицах приветствовали его.
Том протянул руку, щелкнул выключателем. Экраны снова засветились. Лопасти вентилятора снова начали вращаться.
Не делай этого, – нашептывал ему прячущийся в глубине души страх. – Ты не сможешь этого сделать. Ты бы уже был мертв, если бы челнок не взорвался.
– Но он взорвался, – произнес Том. Напалм, давление воды, другие причины…
Стены его спальни. Повсюду разбитое стекло, разодранные подушки, перья, летающие в воздухе.
Вдруг неподалеку в пронзительной темноте раздается журчащий звук. Мир в мгновение ока переворачивается и начинает погружаться в воду. Слабость и головокружение не позволяют ему сдвинуться с места. Он чувствует, как ледяные пальцы касаются его ног, крадутся все выше и выше, и приходит в себя, лишь когда вода поднимается к его паху. Онемевшими пальцами он почти вырывает ремень, но уже слишком поздно – леденящий холод подступил к груди, Том пошатывается, пол начинает уходить у него из-под ног, а затем вода накрывает его с головой, и он больше не может дышать, очутившись в чудовищной могильной тьме. Надо выбираться , выбираться отсюда…
Трещины на стене его спальни всякий раз, когда приходит этот кошмар. Фотографии в журналах – изломанные, искореженные куски брони, разошедшиеся сварные швы, вывороченные болты, весь корпус словно раздавленное яйцо. Но ведь броня была выгнута наружу. К черту все , – подумал Том. – Я сам это сделал. И я уцелел .
Он взглянул на ближайший экран, крепче схватился за подлокотники и послал мысленный импульс кораблю.
Челнок плавно поднялся вверх и выскользнул из бункера через дверь гаража прямо в утреннее небо. Солнечные лучи ласкали покрытую отслоившейся краской броню.
Том летел с востока, со стороны Бруклина, и солнце освещало корабль сзади. Он выбрал более длинный путь, поскольку пришлось обогнуть Стейтен-Айленд и отделявший его от Лонг-Айленда пролив, так как это помогло скрыть угол захода на посадку, но он успел освоить все премудрости за двадцать лет, когда был Черепахой. Он зашел на посадку со стороны каменной громады Бруклинского моста, низко пролетая над ним с огромной скоростью, и на экранах увидел, как ранние прохожие вскинули голову от удивления, когда по ним скользнула его тень. Это было зрелище, которое обитатели города никогда ранее не видели и вряд ли еще увидят: три Черепахи скользили над Ист-ривер, три железных призрака из прошлых газетных сенсаций, пришельцы из потустороннего мира летели плотным строем, совершенно синхронно совершая виражи и повороты, и даже проделали лихую двойную петлю в опасной близости от крыш домов в Джокертауне.
Том ликовал – эту авантюру стоило проделать только ради того, чтобы увидеть реакцию прохожих на улицах. По крайней мере, он уходит эффектно. Ему не терпелось увидеть заголовки газет, которые, разумеется, объяснят это происшествие происками венерианцев.
Было дьявольски сложно вытащить остальные челноки из бункера – хоть они и были изрядно покорежены, их броня по-прежнему весила немало. В какой-то момент, когда он завис над свалкой в Бэйонне, ему даже показалось, что попытка поднять все три челнока пустая затея. А затем ему в голову пришла идея получше. Вместо того, чтобы пытаться поднять их по одному, он представил, что все они плотно припаяны к вершинам невидимого гигантского треугольника, и поднял воображаемый треугольник в воздух. После этого все пошло как по маслу.
По приглашению Даттона одна группа репортеров ждала его на Бруклинском мосту, а вторая – на крыше знаменитого Музея Диких Карт на Боуэри. При всем том, что они засняли его полет, несомненно, встанет вопрос, кому же принадлежат эти челноки.
– Отлично, – заявил Том через громкоговоритель после того, как посадил челноки на крышу музея. – Представление закончилось. Выключайте камеры. – Одно дело позволить им заснять его полет и приземление, а другое – предстать перед камерами собственной персоной, выбирающейся из люка. И не важно, что лицо его было скрыто под маской – риск был слишком велик, а он вовсе не хотел подставляться.
В глаза бросалась высокая темная фигура Даттона, лицо которого по-прежнему было скрыто капюшоном. Повелительным жестом руки в перчатке он велел репортерам – которые, кстати, все были джокерами – сложить оборудование и покинуть крышу. Когда последний из них исчез на ведущей вниз лестнице, Том сделал глубокий вдох, стянул резиновую маску лягушки, выключил двигатель и выбрался наружу под лучи утреннего солнца.