Тимом на море, Галт ничего необычного не усмотрел – оздоровительный отдых, да и только. Правда, однажды Тим умудрился сломать руку, а Галт неделю спустя растянул лодыжку, и в итоге обоих забрали домой – это совпадение наводило на мысли. Весьма примечательно, что Тим иногда предвосхищал события, которые случались с Галтом. Что это, предвидение? Вряд ли… Скорее безупречная мимикрия. Жизнь Тима, вплоть до того августовского вечера два года тому назад, не что иное, как набор фактов, тщательно вписанных в историю семьи Кавендишей. Тим приложил руку ко всему: семейные фотографии, свидетельство о рождении (Галт нашел и этот документ) и даже память! Тим внедрил в головы друзей и родственников – кому полагалось знать его прошлое – искусственные воспоминания.

Когда Галт закончил чертить собственную кривую жизни, длиной в двадцать пять лет, он занялся графиком Тима. С той же скрупулезностью нарисовал кривую жизни брата – правда, уже на кальке. Потом наложил кальку на первый график, и оказалось, что линии совпадают, за немногими незначительными исключениями. Галт, облизнув пересохшие губы, некоторое время вглядывался в результаты трудов, а затем подошел к мини-бару. Смешав в высоком стакане виски с содовой, глотнул и обнаружил, что напиток чересчур крепок.

Яд!

Вовремя спохватился! В таких делах промедление смерти подобно. Галт вызвал «скорую» и кинулся в ванную комнату. Там напился мыльной воды, и его вырвало: после этой процедуры яда в желудке остаться не должно.

Позже Галт лежал полураздетый в постели, страдал от приступов тошноты и размышлял. Интересно, что бы сказал Абернати? Хотя догадаться не так уж и трудно. Психиатр наверняка поведал бы о пациентах, способных отравить себя, чтобы заставить окружающих поверить в свою навязчивую идею преследования…

Похоже, Тим принялся за брата всерьез!

У Тима достало могущества вложить искусственные воспоминания в умы родственников и друзей Галта. А еще устроить брату сотрясение мозга и стереть целую цепочку воспоминаний о своей персоне. Так почему же Тим попросту не лишил Галта воли к сопротивлению? Почему вместо этого стремится его убить?

Пытаясь ответить на этот вопрос, Галт вспомнил, что однажды ему сказал Абернати. Как сильно сознание человека ни угнетай, вся информация останется записанной на подкорке мозга. И ее можно будет извлечь при помощи гипноза или каких-нибудь других методов из арсенала психиатра.

Если это так, то действия Тима выглядят очень даже логичными. Воспоминания Галта – для него мина замедленного действия. Тим наверняка мог бы заглушить их гипнозом, но это обезопасило бы его лишь на время. Что написано пером, того не вырубишь топором, а в случае с мозгом вытравить однажды увиденное или услышанное не получится и подавно. И эти неискоренимые воспоминания, похоже, изрядно страшат Тима.

Но с чего бы Тиму опасаться? Все равно Галту никто не верит…

Сейчас не верят, но позже… Когда он найдет улики, в которых уже никто не сможет усомниться…

Бог грома и молнии Тор, переодевшись в богиню Фрейю, обманул и убил Трима, но чем бы все закончилось, угляди великан под вуалью бороду?

Вот бы разглядеть внеземной, внечеловеческий эквивалент «бороды Тора» у Тима. Уж тогда бы Галт вывел его на чистую воду…

Наверняка же есть какая-то мелочь, способная выдать в нем ряженого самозванца. Может, стигмат? Но что, если эта отметина для человеческого глаза неразличима?

Нет, все без толку – это существо убьет Галта прежде. Тим боится, что Галт уже что-то узнал или узнает вскоре. Что-то такое, что разоблачит обманщика рано или поздно.

Кто же он, Тим? Чего хочет?

Может ли человеческий разум осознать мотивы, движущие этим внеземным существом?

У Галта стыла в венах кровь. Как же он обрадовался, когда на пороге появился врач со снотворным!

После этого случая Галтом овладел страх внезапной кончины. И хотя отравление оказалось не таким уж и серьезным, сам факт произошедшего потряс до глубины души и сделал Галта чрезвычайно мнительным. Но больше всего, пожалуй, мучила мысль, что Абернати может быть прав. Что, если Тим настоящий брат?

Впрочем, по мере того как несчастные случаи множились, это допущение казалось все менее вероятным. Ну и натерпелся же Галт страху за эти дни! Опасность подстерегала на каждом шагу: то в метро толкнет кто-то из толпы, то взбрыкнет ковровая дорожка на лестнице, то цветочный горшок – опять! – чуть не пришибет, то рулевая колонка автомобиля вдруг опасно залюфтит. Злоключения преследовали Галта, но оградить себя от них он не мог. Оставалось только бдеть – денно и нощно.

Беседы с Абернати пользы не приносили. Сохранять спокойствие во время сеансов у психиатра Галту удавалось с трудом – мешал неотвязный страх.

Каждый раз, когда Галт виделся с Тимом, тот ему неизменно подмигивал.

Наконец совершенно отчаявшийся Галт сжег досье Тима. И хотя собрать эти материалы стоило немалых трудов и денег, он слишком устал, чтобы продолжать борьбу. Галт все еще трясся от страха, после того как едва не упал в парке: от почти нового ботинка оторвался каблук!

Галт сжег материалы, а на следующий день разыскал Тима и сообщил ему об этом.

– Какие еще доказательства? – уставился на него Тим.

– Доказательства того, что наши жизни похожи как две капли воды. Что слишком уж много в них совпадений. Ты даже не представляешь, сколько я времени на это потратил.

– Что ж, я рад, что у тебя есть хобби. Генеалогия многих увлекает.

– Только не меня! Я стал чертовски рассеянным. Вчера, например, чуть не бултыхнулся в озеро. Вот и решил: пора завязывать со всем этим. Надеюсь, теперь мой рассудок придет в норму. Не хотелось бы, задумавшись, провалиться в канализационный люк.

Тим, ничего не ответив, закурил сигарету.

Спустя минуту Галт продолжал, и в его голосе послышалась мольба:

– Тим, я правильно поступил?

– Думаю, да… Да, вполне! Слушай, у меня срочные дела. Увидимся позже!

Перед самой дверью Тим обернулся и подмигнул. Только неимоверным усилием воли Галт подавил вскрик.

Нервы ни к черту.

В итоге Галт решил, что нет причин пребывать в постоянном страхе. Но сознание качалось, точно маятник, – из одной крайности в другую. В один день он сомневался в ранее сделанных выводах, а в другой – убеждался в них.

Так Галт и жил, а бедствия всюду его преследовали. Изводимый тревожными мыслями, он ежедневно бродил одной и той же уединенной тропкой вдоль озера в парке, пока однажды не провалился под лед. Выбравшись на сушу, изучил место происшествия. Было очевидно, что берег кто-то подрыл, а землю затем облил водой, чтобы образовалась наледь. Сама по себе корка льда