В начале Второй мировой войны братьям пришло в голову, что достаточно одной бомбе упасть на Нью-Корт, и их династии придет конец. Поэтому они основали партнерскую корпорацию Rothschild Continuation Ltd., которая должна была сменить их в том случае, если они оба погибнут во время войны. Лайонел умер в 1942 году, и Энтони какое-то время работал в одиночестве, пока в конце войны к нему не присоединились сыновья Лайонела Эдмунд и Лео и его сын Ивлин.

Большая часть Сити была разрушена бомбардировками. Здания по обе стороны от Нью-Корта лежали в руинах, но сам Нью-Корт стоял практически невредимый, как будто и в самом деле с неба за ними приглядывал Старший Партнер. Более того, уцелел и престиж Ротшильдов в деловых кругах.

Поэтому, когда сэр Джозеф Смолвуд, премьер-министр Ньюфаундленда, приехал в Лондон в 1952 году за помощью в развитии природных ресурсов своей провинции, сэр Уинстон Черчилль рекомендовал ему обратиться к Ротшильдам, и 19 августа он приехал на обед в Нью-Корт.

Обеды в Нью-Корте начинаются в заведенное время – час пополудни, и Энтони, который тогда был старшим партнером, по своему обыкновению ровно в 2 часа дня, закончился обед или нет, вставал и возвращался к работе. В тот день они просидели за столом до 3 часов, и сотрудники, которые ждали снаружи, решили, что происходит нечто эпохальное. И они оказались правы. В результате этой встречи Ротшильды объединились с южноафриканской Anglo-American Corporation, Anglo-Newfoundland Development Company, Bowaters, English Electric, Frobisher Mining Company и Rio Tinto, сформировав British Newfoundland Corporation (BRINCO), которая отвечала за строительство гидроэлектростанции в Черчилль-Фоллз на полуострове Лабрадор.

Энтони привел механизм в действие, но бремя основной работы взвалил на свои плечи его племянник Эдмунд, тогда младший партнер. Он был главным архитектором проекта, который охватывал территорию размером с Англию и Уэльс и инвестиции в 1 миллиард долларов и являлся крупнейшим частным предприятием своего рода в Северной Америке.

Эдмунд стал старшим партнером после смерти Энтони в 1961 году и был вынужден заняться домашними делами, когда Ротшильды не смогли защитить одного из своих главных клиентов – издательство Odhams Press, владевшее журналом «Пипл» и газетой «Дейли геральд», – от поглощения со стороны группы «Дейли миррор». «Начались годы повальных поглощений, – писал деловой обозреватель, – и публика увидела, что в этой финансовой области Ротшильды уже не так искусны, как должны бы быть».

Эдмунд ввел новые порядки и новых людей и впервые в истории банка привел туда партнера, который не был ни родственником, ни хотя бы евреем, – мистера Дэвида Колвилла, бывшего казначея Lloyd’s Bank, одно время личного помощника Энтони.

Старое здание Нью-Корта, реконструированное в 1860 году, было снесено в 1962 году. На том же участке воздвигли новое здание из стекла и бетона, и можно сказать, что новые взгляды Ротшильдов соответствовали новому месту. В том году компания открыла отдел корпоративных финансов, который занимался вопросами перестройки и слияний. Началось все с одного сотрудника. Однако уже за 1968 год он провел слияний на сумму 400 миллионов долларов.

Ротшильды одни из первых распознали перспективы, открывающиеся с продажей еврооблигаций. Они уступили только компании Warburgs в контроле над евродолларовыми займами.

С этой целью они укрепили связи с парижскими Ротшильдами, и Ги де Ротшильд, глава парижского дома, стал партнером в «Н.М. Ротшильд», а Ивлин вошел в правление французского Banque Rothschilds.

Ротшильды долго оставались последним крупным партнерством в английской банковской системе, и число партнеров росло, пока их не стало шестнадцать. Это превысило законный максимум, и парламенту пришлось принять дополнительную поправку к закону о компаниях, чтобы разрешить проблему. Пятеро из партнеров были Ротшильдами, трое – корпорациями (вроде Rothschild Continuations), и еще восемь пришли со стороны.

К 1970 году такая конструкция доказала свою неработоспособность. «Партнерство, в котором партнеры обладают одинаковым правом голоса в вопросах ведения бизнеса, – сказал Джейкоб Ротшильд, – это неуправляемая структура и не годится для управления торговым банком». 30 сентября она была превращена в корпорацию с ограниченной ответственностью с капиталом 10 миллионов фунтов, причем 95 процентов акций находилось в руках семьи. Банк подчеркнул, что не будет стремиться вывести на рынок ценных бумаг акции Ротшильдов.

Разделение обязанностей в основном останется таким же, как при партнерстве. Эдмунд возглавляет банк, Лео (также директор Банка Англии) отвечает за банковский отдел, Ивлин – за инвестиции и административное управление, а Джейкоб – за финансовый отдел.

В этой своей функции Джейкоб возглавляет наиболее известную часть фирмы, а Ротшильды всегда чурались гласности. Джейкоб же проворачивает дела с бойкостью, ловкостью и напором, который привел бы в ужас Энтони и в восторг – Натана Майера. Он находился в центре всех крупных слияний, в которых участвовали Ротшильды, включая скандальное дело Pergamon-Leasco, и в крупных размещениях еврооблигаций для таких международных гигантов, как «Филипс» и «Де Бирс».

Джейкоб взялся за работу так, будто до него не было пяти поколений Ротшильдов, чтобы, так сказать, самому стать Ротшильдом благодаря собственным усилиям. Это серьезный молодой человек некрупного телосложения, с высоким лбом и, не считая выступающей нижней губы, ничем не напоминает типичного Ротшильда. После короткой встречи он оставляет впечатление огромной сжатой энергии, кажется, что им движет какая-то внутренняя ярость, обузданный гнев. Его детство не было безоблачным. Он вырос в военные годы, и отец не мог уделить ему столько внимания, сколько он потом излил на своих дочерей. Джейкоб был очень несчастлив в Итоне и намучился из-за антисемитизма, хотя и не от такой жестокой травли, какой подвергался Роберт Энрикес в Рагби, но все же его изводили – например, все время учебы обзывали Сачком.

(Один из его двоюродных братьев поступил в школу и увидел, что у него на письменном столе написано: «Ты грязный мелкий еврейчик». Мальчик сразу же доложил об этом директору интерната, и тот моментально выследил виновника. И двоюродный брат, и директор были наполовину евреями – как и установленный виновник.)

В Оксфорде, где он получил первый приз на экзаменах, Джейкобу было лучше, но и там происхождение порой доставляло ему неприятности. Однажды его пригласили пообедать у покойного ныне Сесила Рота, который преподавал в университете еврейские дисциплины, и, когда подали последнее блюдо, Джейкобу предложили прочесть после трапезы обычную благодарственную молитву на иврите. Он вертелся как угорь, но в конце концов признался, что не знает на иврите ни слова.

Джейкоб женился на Серине, дочери сэра Филипа Данна, промышленника. У них три дочери. Серина католичка, но их дети воспитываются вне религии.

Джейкоб несколько более активен в еврейских делах, чем его отец, но ему всегда не хватало времени на что-либо, помимо необъятных обязанностей в банке. Ему было немногим за двадцать, когда он уже проворачивал мультимиллионные сделки. Десятью годами позже он стал одним из самых могущественных людей в компании и за год имел дело с такими суммами, которые превышают бюджет иных государств.