Автор предлагает устройство для подъёма на стены без лестницы: это разновидность самбуки, но в виде трубы, покрытой шкурами, с защитной дверцей; её устанавливают на двух вертикальных балках, прикреплённых к четырёхколёсной повозке; всего один вооружённый человек может поместиться в этой трубе, чтобы добраться до вершины вражеской стены; но, когда верхний конец трубы поднят на всю высоту, её нижний конец касается земли, так что ещё один боец может забраться в неё, чтобы поддержать первого храбреца[540]. Следуют точные размеры каждой детали вместе с советом построить большее по размеру устройство с трубой большего диаметра (хотя цифры не приводятся), чтобы не один, а двое вооруженных людей могли поместиться в ней бок о бок.

Затем автор без обиняков переходит к другому предложению – об оформлении защитных дверок: «На наружных стенках этих дверок должны быть бросающиеся в глаза страшные резные изображения… Находящаяся впереди резная фигура изображает дракона или льва, изрыгающего пламя, который должен вызвать у врага страх и ужас и заставить оробевших защитников крепости еще до момента нападения бежать со стен»[541]. Это напоминает нам об эпохе, в которую писался этот текст, – или, возможно, о тех людях, с кем византийцам приходилось сражаться: и об изощрённых врагах, столь же мало боявшихся расписных драконов, как и они сами, и о примитивных племенах, которых мог поразить внезапный подъём машин, причём даже раньше, чем они увидят, что на них устремляются эти огнедышащие чудища. Это устройство для осадной машины, а осада предполагает наличие укреплённого города, а не стоянку примитивного племени; но в контексте десятого века это означает сражения за то, чтобы вернуть Византии города, ранее захваченные мусульманами, а к тому времени сражаться приходилось преимущественно с воинами-тюрками из центральноазиатских степей, а не с утончёнными городскими жителями.

Труд завершается описанием знаменитого плота Аполлодора. Длина этого плота чуть превышает ширину реки; течением его дальний конец должно отнести точно к намеченному месту на дальнем берегу (хотя уже значительно раньше автор «Анонимного трактата» отвергал этот способ как невозможный: 19. 40 слл.). Здесь этот проект излагается без атрибуции и с упором на хитроумное вспомогательное устройство, то есть на деревянную защитную стену, крепящуюся к плоту на петлях; из-за неё бойцы могут пускать стрелы и метательные снаряды; когда же плот пристаёт к вражескому берегу, защитная стенка опускается, и бойцы сбегают по ней, чтобы напасть на врага[542].

В десятом веке, особенно в первой его половине, осадное дело было важной составляющей военного искусства, причём не только в наступательном аспекте: в июле 904 г. арабский флот под командованием обратившегося в ислам Льва Триполитанского, в арабских источниках известного как гулям («раб-воин») Зурафа или Рашик ал-Варцами, захватил Фессалонику, второй по значению город империи, после осады, длившейся всего три дня. Это стало полной неожиданностью и привело к страшному поражению. Разумеется, город не был готов к осаде.

Этот катастрофический эпизод упоминается в трактате десятого века, посвящённом осадному делу и известном под условным названием; он доступен теперь в ценном комментированном издании[543]; вполне возможно, что именно взятие Фессалоники вдохновило автора на написание этого труда. Этот дидактический текст адресован воображаемому стратигу, то есть лицу, облечённому и политической, и военной властью.

Вначале стратига убеждают в том, что нет необходимости капитулировать, даже если предвидится затяжная осада – то есть такая осада, в ходе которой истощатся его запасы пищи и воды. В рядах врага может произойти раскол из-за каких-то разногласий, могут вмешаться другие силы, осаждающее войско может израсходовать свою «пшеницу», да и чума «может начаться, когда многочисленное войско остаётся на одном и том же месте в течение долгого времени»[544]; могут произойти и другие события, благоприятные для осаждаемых. Иными словами, сначала необходимо наличие воли к сопротивлению, а уж затем следует необходимая для него логистика, рассматриваемая ниже довольно подробно.

Следует скопить припасы на срок до одного года, в том числе и для тех, кто не будет сражаться; если это невозможно из-за отсутствия государственных ресурсов, за счёт которых можно было бы всё это приобрести, а также из-за неурожая, отсутствия транспорта либо из-за разорения, причинённого врагом, тогда купцы и состоятельные люди должны принять участие в раздаче всем месячного пайка пшеницы, ячменя и овощей, взятых из общественных или частных хранилищ. Но более действенным средством является организованная эвакуация стариков, больных, детей, женщин и нищих в более безопасное и, предположительно, хорошо снабжаемое место[545].

Схожим образом далее предписывается уничтожение «вьючных животных [ослов], лошадей и мулов, а также всего того, что не является жизненно необходимым для войска [?]», потому что они «способствуют уничтожению осаждаемых городов, уничтожая их съестные припасы…»[546].

Неотъемлемым дополнением к сбору припасов выступает уничтожение тех припасов, которые могут достаться врагу: следует сжинать поля, «даже если они ещё не готовы к жатве, и устранять всё полезное… не только скот, но и людей… также нужно отравить реки, озёра или местные источники… Реки следует отравлять с места, находящегося выше по течению, чем вражеский лагерь, притом в час трапезы, когда зной изнуряет врагов, обессилевших от трудов, когда они [пьют]… вода… полностью истребит их»[547]. Ядовитые ягоды, корни и семена обычны в средиземноморских странах, как и в других местах, но лишь немногие из них достаточно токсичны для того, чтобы применять их в виде раствора, способного отравить воду; одно из таких веществ – псевдоаконитин (C36H49NO12), сильный алкалоид, в значительной концентрации обнаруживаемый в корнях обычных прелестных цветов аконита.