Кастовость армии все же не достигла той степени, при которой она была бы изолирована от таких сторонних влияний.

Офицеры и особенно рядовой состав поддавались царившим в местах их дислокации настроениям. В районах, где консерваторы составляли подавляющее большинство, во время мятежа рядовые покорно повиновались восставшим офицерам — республиканцы в армии, коих насчитывалось немного, и уличные партизаны очень скоро были подавлены. Исключение составили города Сарагоса и Овьедо. Там народная толпа просто не успела мобилизоваться — власть захватил костяк военных мятежников. Но там, где на пути мятежников сразу же возникали толпы разъяренных, вооруженных местных жителей, многие офицеры и рядовые (а также целые отряды штурмовой гвардии) предпочли не трогать толпу, а встать на сторону республики. Но немаловажной была и позиция солдат, и особенно офицерского корпуса. Если бы не существовало преданного государству армейского меньшинства, то восстание обернулось бы банальным переворотом, и в течение нескольких дней власть перешла бы к мятежникам. Однако без поддержки большинства офицерского корпуса переворот точно так же быстро сошел бы на нет. На юге соединения местной армии и Национальной гвардии упрямо защищали казармы от разъяренных леваков, в авангарде которых были пылкие, но плохо подготовленные местные жители-республиканцы; офицеры твердо знали, что к ним на помощь идет непревзойденная по боевой силе франкистская Африканская армия. Эта армия впоследствии оперативно взяла под контроль юг.

Хотя в ряды националистов стремительно вливались фалангисты, карлисты и другие плохо подготовленные новобранцы из народа (точно так же, как в ряды республиканцев — социалисты и анархисты), изначальный их мятеж удался лишь наполовину не по их вине, а по вине военного ядра — и наполовину потерпел поражение просто потому, что у республики тоже имелась военная сила (Fraser, 1994: 106–113). Теперь военные оказались в эпицентре правого авторитаризма; руководящая военная организация правых (при поддержке фашистской Италии и Германии, которая превосходила поддержку Испанской республики Советским Союзом) была решительно настроена на победу. При том, что республиканские территории были лучше развиты и, соответственно, располагали большими ресурсами и большей численностью населения, республика была гораздо менее способна на имевшейся базе создать эффективную военную группировку. У мятежников была армия, хорошо оснащенная, с отличным снабжением и командной структурой — иначе говоря, со всем тем, чего теперь так не хватало республике. А в войнах, в том числе гражданских, как известно, побеждает военное преимущество.

МАСШТАБ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЧИСТОК

Когда начался военный мятеж, с обеих сторон были предприняты попытки устранить политических противников на своей территории. Это позволяла идеология и той и другой стороны. Националисты провозгласили крестовый поход, целью которого должно было стать «очищение» Испании от атеистической, коммунистической, «иностранной» анти-Испании. У республиканцев идеологией был исключающий органический национализм левого толка, в котором врагу не отводилось места внутри pueblo — «народа» или, в другом значении слова, «деревни», той самой, где представители высших слоев вечно отсутствовали. Происходили массовые осквернения церквей и убийства священников.

Точное количество убитых ни с той ни с другой стороны нам неизвестно. Оценки сильно разнятся; республиканцы, по разным данным, истребили от 20 до 75 тысяч человек — скорее всего, истинная цифра лежит в нижней половине этого диапазона. Число убийств, совершенных националистами, в целом оценивается в 50-200 тысяч. Однако ряд последних исследований, в которых использовались данные по отдельным провинциям, позволяет нам вывести приблизительную общую сумму: 75 тысяч убийств в 24 провинциях совершили националисты, 38 тысяч в 22 провинциях — республиканцы. Приведенные данные охватывают все убийства в большинстве из 50 испанских провинций (Julia, 1999: табл. 1, 3). Если оба показателя увеличить на треть, то мы получим в очень грубом приближении количество убийств, совершенных по всей Испании обеими сторонами. Разумеется, многих из республиканцев сгубила каторга, и эти жертвы здесь не учтены; известно также, что около 165 тысяч, опасаясь такой же участи, бежали за границу. Националисты вдвое чаще, чем республиканцы, прибегали к карательным мерам против безоружных людей. Разумеется, у них как у победителей было для этого больше возможностей.

Республиканцы начали войну с внушительной волны убийств священнослужителей. Было истреблено 6 тысяч человек, в основном в первые недели войны, в основном в районах, контролируемых анархистским ополчением (Moreno, 1961: 758–768; de la Cueva, 1998). Одного этого фактора было достаточно, чтобы правые превратили военный мятеж в священный поход. Говоря о зверствах националистов, можно выделить два периода с небольшими региональными вариациями. Вначале с продвижением войск происходило «освобождение» занятого района от республиканцев, а затем начинались систематические убийства захваченных в плен левых, приправленные избиениями и изнасилованиями, совершаемыми уже без особого разбора. В ходе войны убийства пошли на спад, поскольку левые, в преддверии неминуемого поражения, бежали. В Гранаде правые в течение месяцев в несколько заходов хладнокровно убили 5 тысяч человек: их привозили ночью на кладбище и без суда расстреливали; так погиб поэт Федерико Гарсия Лорка. Главного палача Гранады Луиса Алонсо обычно рисуют психопатом-неудачником, пытавшимся сводить с республиканцами личные счеты. Однако его мотивы не совсем таковы, и мстительность его имела под собой определенную моральную базу. Когда-то он, будучи печатником, отказался вступить в левый профсоюз. Его неудачи стали следствием именно этой политической позиции: профсоюз внес его в черный список, и работы для него не было. Так он пришел к членству в правых союзах и в конце концов к карательной деятельности (Gibson, 1979). Биографические детали других преступников до нас не дошли, и мы можем только догадываться, все ли они так же сочетали в себе идеологический пыл со свирепой ненавистью к врагу.

Второй этап возмездия наступил после войны и ознаменовался массовыми расстрелами, каторгой в нечеловеческих условиях, издевательствами над узниками-республиканцами, морением их голодом. Согласно франкистскому «Закону об ответственности» в феврале 1939 г., всего лишь за поддержку республики, если таковая имела место после 1934 г., за членство в республиканских организациях и масонских ложах и даже за «осознанную пассивность» наказывали как за преступления. Республиканцев, левых, сторонников каталанской автономии и многих других ждал впереди лишь непродолжительный суд и несправедливый приговор. При режиме Франко после окончания войны были официально казнены около 23 тысяч человек. Подписывать смертные приговоры был обязан сам Франко, и чаще всего он так и делал. В марте 1943 г. министр внутренних дел признал, что в стране, помимо трудовых батальонов и военных тюрем, остается еще 75 тысяч политзаключенных. Около 45 % госбюджета 1946 г. ушло на нужды полиции, национальной гвардии, армии — таковы были бюджетные потребности режима, который вел массовый отстрел населения, то ли из паранойи, то ли из мести. Ни в одной другой европейской стране, включая гитлеровскую Германию, ликвидация политических противников не