Михайловский замок напоминал императору о страшных семейных событиях и последующие годы жизни он проводил в Зимнем дворце, в Царском Селе, а также на Каменном острове[106], сделавшемся его любимой резиденцией. Сегодня музейную тишину Зимнего дворца нарушает лишь восхищенный шепот экскурсантов. А когда-то многие из его комнат были молчаливыми свидетелями серьезных жизненных драм… Переехав в Зимний дворец после трагической гибели отца, Александр I разместил покои свои и Елизаветы Алексеевны в северо-западном ризалите. Убранство комнат императорской четы мы можем видеть на акварелях В. Головиной, хранящихся ныне в Русском музее. Особым изяществом отличалась обстановка комнат Елизаветы Алексеевны, урожденной Луизы Марии Августы, принцессы Баденской, одной из самых удивительных женщин среди всех, когда-либо занимавших русский трон. Ей было четырнадцать, когда она вышла замуж за пятнадцатилетнего Александра, и двадцать два – в страшную мартовскую ночь 1801 года. Центральное место в кабинете императрицы занимала большая копия ее любимого образа – «Мадонны с младенцем» Рафаэля. Голубой мрамор стен оттенялся позолотой зеркальных рам и каминов… Старшая дочь Елизаветы, Мария, родилась 18 мая 1799 года в Павловске черноглазой и черноволосой. Это вызвало при дворе слухи, будто ее отцом на самом деле был князь Адам Чарторыйский. Во время крестин император Павел обратился к графине Ливен с вопросом: «Мадам, верите ли вы, что у блондинки жены и блондина мужа может родиться ребенок брюнет?».

На что находчивая Шарлотта Карловна ответила: «Государь, Бог всемогущ!». Девочка умерла во младенчестве…

В апреле 1807 года императрица почувствовала признаки беременности. В ноябре у нее родилась вторая дочь Елизавета. Сведения о болезни и смерти Лизиньки скудны и сосредоточены в основном в письмах Елизаветы Алексеевны к матери. Девочка за время своей короткой жизни практически не болела. 9 (21) мая 1808 года у ребенка возникла высокая температура, «конвульсии», рвота. Состояние это развилось на фоне прорезывания зубов. Лечащие врачи под руководством лейб-медика И. Франка лечили больную некими «мускусными порошками» (точную пропись их установить не удалось). Все было тщетно.

Исследование трупа не проводилось. Обсуждая это, Елизавета Алексеевна писала матери 21 июля (2 августа) 1808 года: «…здесь это принято, и ее не вскрывали; с одной стороны, говорю сама себе, что не хотелось бы, чтобы столь дорогое мне маленькое тело было осквернено руками хирургов, с другой – мне кажется, мои страдания были бы легче, знай я истинную причину того, почему она меня покинула, особенно, если бы были представлены доказательства, что никакое искусство врачей не могло ее спасти».

По поводу второй дочери молодой императрицы свекровь, Мария Федоровна, говорила одному близкому ей человеку: «Я никогда не могла понять отношения моего сына к этому ребенку, отсутствия в нем нежности к нему и к его матери. Только после смерти девочки поверил он мне, что его жена, признавшись в своей беременности, хотела уехать. Мой сын поступил с ней с величайшим великодушием» (Чулков Г., 1993).

* * *

Вернемся на какое-то время назад. Семейная жизнь Александра I протекала негладко. Первый период брака с Елизаветой Алексеевной носил идиллический характер, но после воцарения отношения разладились. Распространена точка зрения, согласно которой виновником охлаждения был Александр. Тем не менее их отношения не только не потеряли видимость согласия, но и оставались дружескими: сохранялась традиция совместных чаепитий у императрицы, единство позиций в важных вопросах.

Два десятилетия холодности отмечены влюбленностью Александра в М.А. Нарышкину и рождением у нее дочери от императора, а также рождением второй дочери у Елизаветы Алексеевны. Существует свидетельство секретаря императрицы-матери Г.И. Вилламова, записавшего сетования Марии Федоровны на супружескую неверность Елизаветы. По ее словам, Александр (уже после смерти маленькой княжны) признался, что это был не его ребенок, благодарил Бога за то, что родилась девочка и таким образом не могло возникнуть проблемы передачи престола бастарду. Отцом девочки был кавалергардский офицер Алексей Яковлевич Охотников. В отличие от связи Александра I с Нарышкиной, бывшей на положении официальной фаворитки, роман Елизаветы и Охотникова протекал чрезвычайно скрытно, породил крайне мало слухов (и лишь в самом узком кругу) и почти не оставил письменных свидетельств. Охотников умер 30 января 1807 года; его могила сохранилась на кладбище Александро-Невской лавры. После смерти Елизаветы среди ее бумаг в Белеве и в кабинете в Зимнем дворце остались потайные шкатулки, где хранились письма Охотникова, портреты его и дочери, другие дорогие ей сувениры. Известно, что Елизавета имела привычку вести дневники. Все это при разборе ее бумаг было передано Николаю I, который, посоветовавшись с матерью и женой, все свидетельства интимной жизни Елизаветы Алексеевны сжег. Характерно, что для Александры Федоровны, приехавшей в Россию в 1817 году для брака с Николаем Павловичем, позже тех романтических событий, узнать о них стало настоящим потрясением: она была убеждена, что Елизавета – образец добродетели и никаких увлечений никогда не испытывала. (Это лишний раз подтверждает, что роман с Охотниковым не стал расхожей сплетней). Александра Федоровна переписала в свой дневник несколько цитат из писем Охотникова Елизавете, не оставлявших сомнений в состоявшейся между ними близости.

Записи будущей императрицы и Вилламова, а также зафиксированный позднее П.И. Бартеневым рассказ старой придворной дамы о том, что Елизавета Алексеевна на одном из балов приревновала Охотникова к красавице Наталье Загряжской (будущей теще Пушкина), были практически единственными достоверными свидетельствами о романе Елизаветы Алексеевны с Охотниковым.

Новые краски эта забытая история обрела в начале ХХ столетия, когда появились ее публичные изложения. Первой стала публикация в «Сборнике биографий кавалергардов» статьи об Охотникове (работа над которой велась при участии Великого князя Николая Михайловича), где много места было уделено описанию его любви к некоей высокопоставленной даме и сообщалось, что, стремясь пресечь роман, деверь этой дамы подослал убийцу, ударившего Охотникова кинжалом при выходе из театра осенью 1806 года. От полученной раны молодой человек скончался. Несмотря на недоговоренность, обусловленную цензурными условиями, в героях этой истории узнавались императрица и Великий князь Константин Павлович. Затем Николай Михайлович написал книгу о Елизавете Алексеевне, для которой подготовил главу о романе с Охотниковым. Публикацию этой главы запретил Николай II, но текст ее сохранился в архиве Николая Михайловича. В нем повторена история гибели кавалергарда и приведен текст, названный «выдержкой из записки гувернантки», служившей в доме брата Охотникова, где тот умер. Он содержит чувствительное повествование о том, как перед смертью молодого человека посетила возлюбленная (она именуется Елизаветой). Даже поверхностный анализ «рассказа гувернантки» заставляет усомниться в его достоверности. Он не только содержит подробное описание сцен, которых посторонний видеть не мог, но