В полдень 29 июня заграждения, разделявшие город, были сняты. Теперь израильтяне и арабы могли пересечь бывшую нейтральную полосу и попасть на «другую сторону». Завоеватели-израильтяне, ликуя, хлынули в Старый Город. Они покупали на базаре все, что попадалось на глаза, поражаясь деликатесам и привозным товарам, которых в Западном Иерусалиме не было. Арабы же шли не так решительно. Некоторые прихватили с собой ключи от своих домов в пригородах Катамон и Бака, хранившиеся в семье с 1948 г., и стояли, глядя на свои бывшие жилища. Иногда они вежливо стучались в двери и просили разрешения войти и осмотреть внутренность дома, чем смущали новых жильцов-израильтян. Но никто не пытался вломиться силой, и к вечеру израильтяне в основном поверили, что арабы начинают примиряться с «воссоединением» Иерусалима. В действительности, как стало ясно из последующих событий, арабы не приняли нового положения вещей – просто в тот день они были в шоке. Для них аль-Кудс тоже был святым местом. Палестинцы уже лишились своего государства в 1948 г., а теперь их стали выдворять еще и из Иерусалима. Бывший мэр аль-Хатиб подсчитал, что к 1967 г. в результате войн с Израилем на положении изгнанников оказались около 106 000 иерусалимских арабов (Hirst, p. 237). К тому же израильтяне так искусно провели муниципальную границу, что палестинцы составляли теперь лишь 25 % населения города. Они подверглись изгнанию, лишились домашнего очага, расстались с родными местами – для них, в противоположность каббалистам, с воссоединением Иерусалима все вещи оказались не на тех местах, на которых должны были находиться. Горечь потери сделала Иерусалим еще дороже для арабов.

Международное сообщество также не желало мириться с аннексией Иерусалима Израилем. В июле 1967 г. ООН приняла две резолюции, призывающие Израиль аннулировать «объединение» и впредь воздерживаться от любых действий, которые могли бы изменить статус Иерусалима. Шестидневная война и ее последствия заставили, наконец, мировую общественность обратить внимание на бедственное положение палестинских беженцев, число которых возросло на многие тысячи. Арабы, покинувшие Оккупированные территории, ютились в лагерях в соседних арабских странах. 22 ноября 1967 г. Совет безопасности ООН принял Резолюцию № 242, призывавшую к выводу израильских войск с территорий, оккупированных в ходе Шестидневной войны, а также к признанию суверенитета, территориальной целостности и политической независимости всех государств региона.

Но большинством израильтян и очень многими евреями диаспоры уже владела всепоглощающая новая страсть к священному пространству, и они были просто не в состоянии признать справедливость резолюций ООН. Со времени разрушения Храма евреи постепенно отошли от идеи физического обладания земным городом Иерусалимом. Священная география переместилась из материальной сферы в духовную, и немалая часть евреев-ортодоксов все еще рассматривала Государство Израиль как нечестивое творение рук человеческих. Однако драматические события 7 июня 1967 г. изменили это положение. Нечто похожее произошло с отношением к Иерусалиму христиан в эпоху императора Константина. Христиане, как теперь евреи, думали, что изжили поклонение святым местам, но с чудесным обретением гробницы Христа Иерусалим практически моментально сделался для них священным символом. Подобно евреям в XX в., христиане IV в. недавно избавились от жестоких гонений и приобрели новый статус в мире. Холокост нанес евреям рану слишком глубокую, чтобы ее можно было исцелить доводами рассудка. Только древние мифы – древнейшая форма психологии – могли достичь более глубокого и менее рационального уровня сознания. Новую страсть евреев к святости Иерусалима нельзя было отменить, просто издав директиву ООН или приведя разумные, логически безупречные доводы. Ее сила проистекала не из ее законности или обоснованности, а из питавшего ее древнего мифа.

В эпоху Константина гробницу Христа обнаружили в ходе первых – или одних из первых – документально зафиксированных археологических раскопок. Прорыв сквозь толщу земных пластов, извлечение из-под поверхности находящихся в глубине и недоступных доселе святынь сам по себе был мощным символом поиска духовного исцеления. Христианам IV в., для которых закончились времена гонений и слабости, требовалось заново оценить свою религию и найти источник силы, необходимой им для напряженной и подчас болезненной борьбы за создание нового христианского самосознания. Зигмунд Фрейд раньше многих сумел разглядеть эту связь между археологией и психоанализом. В Израиле, как проницательно подметил писатель Амос Элон, археология превратилась во всепоглощающую страсть сродни религии. Она, как и сельский труд, была для еврейских переселенцев способом лучше узнать Страну. Обнаруживая в земле материальные свидетельства жизни своих соплеменников в Палестине в давние времена, они обретали новую веру в то, что находятся здесь по праву. Эти находки помогали им избавиться от сомнений по поводу своих предшественников в Палестине. Моше Даян, самый известный израильский археолог-любитель, как-то сказал в интервью, что в археологии израильтяне открывают свои «религиозные ценности»: «Они узнают, что их праотцы пребывали в этой стране три тысячи лет назад. Это огромная ценность… Этим они борются, этим живут» (Elon 1981, p. 281). Амос Элон писал о патриотической археологии: «…можно наблюдать, что она, как вера или фрейдистский психоанализ, дает определенный исцеляющий эффект; обнажая свои корни – реальные или предполагаемые, но всегда сокрытые, – люди преодолевают в себе сомнение и страх и ощущают обновление» (Elon 1981, p. 282).

Израильтяне полностью адаптировали древние символы священной географии для своих нужд: это хорошо показывает Храм книги – выставочный зал, выстроенный для свитков Мертвого моря, которые были захвачены в ходе Шестидневной войны. Его огромный белый купол, расположенный напротив кнессета, – одна из самых известных достопримечательностей еврейского Иерусалима, он соперничает с куполами церквей и мечетей, построенных в прошлом с той же целью – воплотить претензии на Святой город. Как подчеркивает Амос Элон, израильтяне склонны видеть в рукописях Мертвого моря документы, подтверждающие их право на спорную территорию. Обнаруженные в 1947 г., совсем незадолго до провозглашения государства Израиль, эти рукописи удивительно вовремя вышли на свет для того, чтобы продемонстрировать давнее заселение Палестины народом Израиля. То, что хранилище свитков названо «храмом», привлекает внимание к их сакральному значению. В главный зал округлой формы ведет узкий сумрачный туннель, проходя по которому посетители как бы «рождаются назад», символически возвращаясь в материнскую утробу – даже в далеком от религии обществе XX в. пребывание в ней ассоциируется с состоянием изначального мира и гармонии. В центре зала находится устремленная ввысь булавовидная скульптура – фаллический символ национальной воли к выживанию и, возможно, также слияния мужского и женского начал, которое во многих культурах тоже связано с представлениями о жизни в утраченном раю. Святое место исстари считалось источником плодородия, и в Храме книги, как пишет Амос Элон, «археология и национальная идея сливаются воедино, как в приносящем обновление древнем ритуале плодородия» (Elon 1981, p. 286).