Палестинская интифада вызвала ошеломляющий международный резонанс. Когда в кадрах хроники с места событий вооруженные израильские солдаты преследовали забросавших их камнями палестинских мальчишек, стреляли в них или нарочно ломали им руки, люди во всем мире с новой силой осознали агрессивный характер оккупации Иерусалима и Территорий. Ведущей силой интифады были молодые палестинцы, которые выросли при израильской оккупации и не доверяли политике Организации освобождения Палестины (ООП), явно продемонстрировавшей свою несостоятельность. Арабский мир воспринял интифаду сочувственно. 31 июля 1988 г. король Иордании Хусейн выступил с эффектным заявлением об отказе от претензий на Западный берег и Восточный Иерусалим, признав за палестинским народом право на эти территории. В результате образовался вакуум власти, которым воспользовалась ООП. Руководители интифады настаивали, чтобы ООП отказалась от своей прежней нереалистичной политики: хотят того палестинцы или нет, но главные козыри в израильско-палестинском конфликте на руках у США и Израиля, а потому ООП должна сойти с позиции непримиримости. Это означало принятие Резолюции 242, признание Государства Израиль и прекращение террористической деятельности. 15 ноября 1988 г. ООП официально взяла такой курс, объявив, что признает за Государством Израиль право на существование и безопасность. Одновременно была принята декларация независимости арабского государства Палестины: государство должно быть создано на Западном берегу, по соседству с Израилем, а его столицей станет Иерусалим – аль-Кудс аш-Шариф.

В самом Израиле интифада усилила позиции сторонников мира. Она столь красноречиво продемонстрировала упорное стремление палестинцев к национальной независимости и самоопределению, что в Израиле становилось все меньше тех, кто рискнул бы это отрицать. Что, может быть, еще важнее, интифада повлияла и на политиков из числа сторонников жесткой линии, в частности, на министра обороны Израиля Ицхака Рабина. События интифады убедили его, что Израиль не сможет удерживать Оккупированные территории, не утратив принципа гуманности, – нельзя направлять боевую мощь армии против всех без разбору участников интифады, включая женщин и детей. В 1992 г., став премьер-министром, Рабин начал мирные переговоры с ООП. На следующий год Израиль и ООП подписали в Осло соглашения, по которым сектор Газа и части Западного берега (в первую очередь район Иерихона) передавались под управление временной палестинской администрации. В Вашингтоне на лужайке перед Белым домом Арафат и Рабин пожали друг другу руки.

Соглашения в Осло вызвали много недовольства с обеих сторон – и израильтянам, и палестинцам казалось, что их лидеры делают слишком большие уступки. Рассмотрение вопроса о Иерусалиме по условиям соглашений откладывалось до мая 1996 г. – из всего спектра проблем эта, очевидно, была самой сложной. Но она еще более осложнилась после муниципальных выборов 1993 г., которые Тедди Коллек, бессменный мэр города с 1965 г., проиграл кандидату от консервативной партии «Ликуд» Эхуду Ольмерту. Коллек, несмотря на свою роль в сносе Магрибинского квартала и смещении арабского муниципалитета в 1967 г., считался либералом. Он посвящал много времени иерусалимским арабам, иногда даже вставал на их сторону в спорных вопросах и настаивал, чтобы делалось все возможное для сохранения в городе традиционного арабского образа жизни. Вместе с тем Коллек был беззаветно предан идее «воссоединения» города. В публичных выступлениях по всему миру он воспламенял слушателей картиной объединенного города, преследуемого призраком «разделения» и границ, ощетинившихся колючей проволокой.

Правда, единство Иерусалима при Коллеке не означало равноправия. По данным исследования середины 1990-х гг., из 64 880 жилых домов, возведенных в Иерусалиме с 1967 г., для палестинцев предназначались лишь 8800, а из 900 мусорщиков за территорией Восточного Иерусалима были закреплены лишь 14. За все это время не было построено ни одной дороги, связывающей старые арабские районы города[95]. Как видим, даже израильский «либерал» распределял свои благодеяния далеко не равномерно и явным образом дискриминировал арабов. Более того, правила утверждения строительных планов были составлены таким образом, что палестинцы не могли использовать 86 % территории Восточного Иерусалима. В результате, как показало другое исследование, в 1994 г. 21 000 палестинских семей не имели жилья или проживали в антисанитарных условиях. Из-за дефицита участков для легальной застройки палестинцам практически невозможно было получить разрешение на строительство в Восточном Иерусалиме, а дома, построенные без такого разрешения, подлежали сносу. По данным на 1994 г., с середины 1967 г. в Восточном Иерусалиме были снесены 222 палестинских дома, зато в годовом отчете муниципалитета говорилось о планах строительства еще 31 413 новых квартир для горожан-евреев к северу, югу и востоку от Иерусалима[96]. Палестинцев все сильнее и сильнее вытесняли из аль-Кудса. Новый мэр города Эхуд Ольмерт, в отличие от предшественника, не видел надобности сотрясать воздух либеральными заявлениями. «Я буду расширять Иерусалим на восток, а не на запад, – объявил он. – Я могу изменить ситуацию на этой земле, гарантировав, что Иерусалим навечно останется объединенным под рукой Израиля»[97]. Такого рода позиция сулит мало хорошего мирному процессу.

Ольмерт мог не расшаркиваться перед израильскими либералами, так как пришел к власти благодаря союзу с ультрарелигиозными евреями, численность которых в те годы быстро росла. Не запертые более в Меа Шеарим, они расселились почти по всем северным районам Иерусалима. В 1994 г. 52 % всех еврейских детей Иерусалима в возрасте до 10 лет принадлежали к ультрарелигиозным семьям. Мир с арабами евреев-ортодоксов никогда не интересовал, они хотят видеть Иерусалим более «соблюдающим» городом и заставить светских евреев вести себя в соответствии с той же линией. Их требования – меньше некошерных ресторанов, меньше театров и увеселительных заведений, работающих в субботу. Избиратели, поддержавшие Ольмерта, не представляли себе, как можно было бы поделиться суверенитетом с палестинцами. Для ортодоксов, как и для ультраправых, делиться суверенитетом означает делить город, а разделенный Иерусалим – мертвый Иерусалим.

Сменявшие друг друга израильские правительства раз за разом настаивали: Иерусалим – вечная и неделимая столица еврейского государства, не может быть и речи о разделении его суверенитета с кем-либо еще, и пусть палестинцы не мечтают сделать аль-Кудс своей столицей. Однако это настроение постепенно менялось. С началом интифады Иерусалим фактически сделался разделенным городом – в нем почти не осталось мест, где бы евреи и арабы могли сталкиваться в повседневной жизни: главный коммерческий район Западного Иерусалима стал почти полностью еврейским, Старый Город – арабским. Единственной точкой соприкосновения оставалось кольцо еврейских кварталов, воинственно выстроившихся вокруг Восточного Иерусалима. Постепенно израильтяне свыклись с таким положением вещей, принимая его как неизбежное. Возникал естественный вопрос: какой смысл «контролировать» район, в который опасно соваться без вооруженной охраны? Опрос общественного мнения, проведенный в мае 1995 г. Израильско-Палестинским информационно-исследовательским центром, показал, что неожиданно много взрослых израильтян-евреев – целых 28 % – готовы примириться с определенной формой совместного суверенитета над Святым городом при условии, что еврейские районы останутся под контролем Израиля.