о том, что он не отрезал ни кусочка от буханки, не начертив на ней крест. Но насколько это, или молитвы, или коленопреклонение в поле при звоне Ангела, выходило за рамки умилостивления сил, которых боялись, но мало понимали? Религиозная практика не пострадала от революции, сообщал корреспондент аббата Грегуара в 1790 г., а что касается принципов религии, то они так и остались непонятыми: "люди больше верят в ад, чем в Бога; они боятся священника больше, чем дьявола "t. Если это было верно при Старом режиме, то сохранилось и в его период.

 

Один крестьянин из Аллье, рассказывая Даниэлю Халеви о своей молодости в 1860-1870-е годы, считал священников просто колдунами, которые всегда прописывали мессы наряду с другими своими заклинаниями - один вид магии подкреплял другой. В Ларко (Верхняя Гаронна) священника называли "самой главной деревенской ведьмой".

Многое, что ожидалось от священника, действительно относилось к категории магии - конечно, белой, как, например, когда священник читал мессы, чтобы вылечить животных, на которых было наложено заклятие, или когда во время традиционных процессий, проходивших по территории общины в Рогатое воскресенье, он бросал в поле камни, покрытые маленьким восковым крестом (священническим навозом во Франш-Конте), чтобы уберечься от бури и града. Мы уже видели, как священникам приписывалась власть над природными явлениями, и как логически обосновывалась вера в то, что одни священнослужители обладают большей силой, чем другие. Один деревенский священник сожалел о том, что морвандийцы возлагают вину за неурожай, ржавчину или эпидемию на своих богов. Вполне естественно, что когда в начале 1890-х годов епископ Менде посетил деревню Сент-Эними (Лозер), его паства обнаружила, что его благословение их долины сделало урожай миндаля более обильным. В Бурбоннэ "благословлялось все: семена, поля, стада". В Мёз несколько священников сидели на тучах, помогая их разгонять; а аббат Шевин из Бар-ле-Дюка, умерший в 1900 г., был обвинен в том, что заставил разразиться сильную бурю над своим приходом".

Для тех, кто связывал католицизм и колдовство, священники, очевидно, могли быть зловещими фигурами, владеющими в том числе и силами черной магии. В результате естественных ассоциаций лимузинцы ХХ века все еще боялись, что "священники принесут смерть" в дома, которые они посещают*. Когда проповеди не касались общественной дисциплины, они часто разжигали огонь серы и ада. Это был единственный способ "привести в движение такое почти дикое население", - заметил один бретонец. "Голос, подобный грому, страшные угрозы, кулаки, бьющие по кафедре, пот, стекающий по щекам, - красноречивый пастор вселяет в слушателей восхитительный ужас".

Бенуа Малон (еще один враждебный свидетель) осудил навязчивое воздействие, которое подобные вещи могут оказывать на людей, особенно на детей, преследуя их на протяжении...

ность, страх перед адским огнем, мучениями, возмездием и околоземными извергами. Но угрозы священников не могли не пугать самых трезвых, когда угроза была уделом повседневной жизни. Жизнь была предельной, беда - необъяснимой и неконтролируемой. Это усугубляло синдром Винни-Пуха, когда деревенский житель видел следы фантастических чудовищ в следах, которые сам же и прокладывал. Там, где беда и несчастье настигали быстро, не было ничего проще, чем заявить, что это кара небесная.

 

Века попыток умиротворить и уговорить сильных мира сего породили религию, в которой страх почти исключал любовь, веру, склоняющую к тому, чтобы льстить и оказывать почести небесным владыкам, чтобы получить их защиту или избежать их гнева. Власть и невозмутимость - вот что впечатляло. Крестьяне не пахали скот в праздники самых злых святых, которые, скорее всего, обидятся и отомстят за непочтение; они стремились узнать, какой "проклятый святой" стоит за их болезнями. К добрым святым можно было обратиться, когда это было нужно, в более мрачном настроении они вызывали покорность".

Бог был далеко. Святые были рядом. И те и другие были антропоморфны. Святые были заступниками. Человек не обращался к Богу напрямую, а молился святым, прося их о милости, награждал их, если урожай был хорошим или погода благоприятной, даже наказывал их, как в Ходимоне (Мёз), где святого Урбана, обвиненного в том, что он позволил виноградникам замерзнуть 25 мая, в день его собственного праздника, протащили в чучеле через крапиву вокруг его церкви. Самой великой святой, конечно, была Богородица, беспримерный источник избавления от бед. В гверце (балладе), составленном в 1894 г. в Плунеур-Менезе, когда началось новое паломничество к ней, рассказывалось только о недавних и конкретных чудесах: спасении людей от падения, утопления, тюрьмы и т.д. Это функции святой. Это были функции святой".

Но главной функцией святых на земле было исцеление, и каждый недуг был уделом конкретного святого. В разных регионах атрибуция могла варьироваться, местный святой мог замещать другого святого, действующего в другом месте, но это было творением народного замысла. Связь между святым и болезнью определялась ассоциациями, одни из которых были наивно очевидны, другие затерялись в тумане времени. Так, святой Евтропий лечил водянку (Eutrope = eau en trop); святой Клауд лечил фурункулы (furoncles также известны как clous); святой Диетрин справлялся с лишаем и шрамами (dartres = diétres в Морване); святой Эньян справлялся с стригущим лишаем и цингой (teigne). Святая Клэр (Claire) помогала глазам видеть яснее, а святой Луп (Loup), в тонком противопоставлении, исцелял испуг. В Ягоде было свое множество святых, которым аллитерация или неясное предписание предписывали исцелять. Для глухих - святой Уэн, для подагриков - святой Гену, для ворчливых и раздражительных женщин - святой Акайр (в значении "женщины с бородавками"). В Финистере Богоматерь Беноде исцеляла от болей, депрессий, безумия или простодушия - расстройств, связанных с головой. Benodet буквально означает "голова Одета", то есть устье реки Одет".

s

 

Вероятно, самым известным святым, рожденным народной прихотью и нуждой, был святой Грелишон или Грелюшон (от grelicher, что означает "царапать" или "щекотать"). Святой Грелюшон начинал свою жизнь как погребальная статуя местного сеньора Бурбон-л'Аршамбо Гийома де Найлака, но мы заново открыли его фигуру в укромном уголке улиц этого города. Бездетные женщины приходили издалека, чтобы соскрести немного пыли с гениталий статуи и выпить ее в бокале белого вина. К 1880 году, когда нижние части тела сэра Гийома были исцарапаны. В конце концов, из-под подбородка статуи была извлечена пыль. Наконец, статуя, превратившаяся в бюст, была передана на хранение в музей.

Я не знаю, какую народную молву вызвало в Бурбонне решение об удалении святой Грелюшон. Возможно, это никого не волновало, поскольку век заканчивался и к плодовитому материнству стали относиться более прохладно. Но чудотворные средства вызывали сильную лояльность населения. Так же как и традиции, которые требовали скрупулезного