Лили никогда не бывала в столь роскошном месте. Но, поскольку ей запрещалось открыто глазеть по сторонам, она впилась взором в затылок Момо и пыталась не крутить головой, пока покорно следовала за актёром. Вместе они преодолели пышную прихожую, прошли через приёмную залу, где вовсю гремело развесёлое пиршество. Момо пару раз пересёкся взглядом со старинными наперсницами и кивнул подозрительному господину, однако беседы не случилось. Вдвоём тайные лазутчики миновали длинный, тёмный коридор, и у одной скрытой двери Момо снова показал охраннику знак отличая дома Маль — резную агатовую пектораль. Потом Лан и Лили ещё плутали по секретным туннелям и ответвлениям, просочились сквозь очередную незаметную дверь и, наконец, очутились совершенно в ином пространстве — хмуром, неприветном и убогом. Стены этого узкого и мрачного коридора облицовывали самые дешёвые деревянные балки, грубые и почти неотёсанные, здесь горела лишь одна масляная лампа, которую парнишка велел травнице взять с собой.

Пока они продвигались по затхлому коридору, волнение в груди Лили нарастало. Девушка не понимала больше, что происходит, и куда конкретно её завлёк нерадивый проводник. Когда же Момо принялся разоблачаться по пути, то срывая с головы парик, то развязывая пояс балахона, Лили не выдержала и взбунтовалась:

— Момо, что ты делаешь? Мне страшно.

Актёр замер на месте, а потом резко обернулся и посмотрел на спутницу. Он вплотную прижался к Лили и выхватил у неё из рук лампу, которую тут же прикрепил на подвесной крюк, очень удачно расположенный рядом.

— Ни в коем случае не выказывай страха или отвращения, даже если скоро увидишь нечто пугающее или отталкивающее, — увещевал Лан подельницу спокойным голосом, пока сбрасывал с себя женские наряды и складывал их в специальную котомку.

Под облачениями Аллаи Феи Миража на нём сегодня были надеты обычные вещи рядового городского паренька.

— Главное, помни, что всё на самом деле не такое, каким оно кажется со стороны. И ещё…

Юноша отложил пожитки прочь и навис над травницей.

— …прошу, помалкивай. Спросят — отвечай просто и без запинок. У меня имеется кое-что для тебя в подарок. На удачу.

Перед Лили уже возвышался привычный ей Лан: моложавый и красивый, с короткими и пышными светло-пшеничными волосами и надменным, леденящим взором, столь привлекательный и ладный, что от него даже с усилием воли невозможно было оторвать глаз.

Лан медленно и чинно оплёл предплечья Лили длинными и изящными пальцами, припёр её к стенке и уставился прямо в зенки своей жертвы. Его пухлые, слегка порозовевшие губы приближались к девушке всё стремительней, но Лили завладели в тот миг смятённые чувства. Она судорожно всхлипнула, однако было уже слишком поздно — Лан едва-едва прикоснулся к плотно сдавленным губам спутницы своим ртом, подождал немного, потом отстранился, самодовольно улыбнулся и изрёк:

— Я не прошу тебя раскрывать мне сердце. Просто открой свой рот. Так нужно, доверься мне.

И эти его наигранно высокомерные слова прозвучали, будто настоящее идеальное заклятье подчинения. Лили поддалась, и её сразу увлёк поток из огня и вожделения. Она жадно опутала спину приятеля дрожащими руками и с наслаждением погрузилась в этот неожиданный, но самый страстный в её жизни, глубокий поцелуй. Когда Момо оторвался от припухших губ приятельницы, Лили уже взирала на него немного опьянённо, из-под вороха густых ресниц. Она не хотела расставаться с новым чувством, и потому ещё раз привлекла голову Лана к своему лицу.

— А небесники… небесники будут спрашивать? — тихо и смущённо зашептала Лили, лаская пальцами напряжённую шею Лана. — Будут проверять?

— Проверять, что? — усмехнулся юноша в привычной ему манере.

Молодые держали друг друга в объятьях, и их одежда издавала скрип и шуршание, когда шелка с атласом тёрлись о лён и сукно.

— Ну, это… знаешь… то самое.

— Мне не известно о столь сомнительных испытаниях. А что… хочешь, чтобы я тебя сейчас же избавил от этого бремени? — вышептал собеседник, и голову Лили окутал жар его дыхания. — Прямо здесь?

Девушка вздохнула как-то слишком сладострастно, однако Момо лишь предательски шутил. Поняв, что забурился чрезмерно глубоко, он тут же отпрянул, бросая Лили возле стенки коридора изнемогать в одиночестве от жажды.

Странное, мрачное и тягостное томление, что будто затуманило разум Лили, отступило столь же молниеносно, как и охватило её. Травнице примерещилось, словно рядом с ней промчался жуткий морок, вестник чёрной преисподней, наславший на неё злые чары. Девушка ощутила нечто необычное в уголке губы и медленно поднесла ко рту руку.

— Что это было? Ты, что, укусил меня?! Ты спятил?!

Лили вытаращенными, неверующими глазами смотрела на свой окровавленный палец, а Момо только ехидно улыбался. Поводив по рту языком и убедившись в том, что тот остался целым и нетронутым, девушка пришла к иному заключению:

— Ты укусил себя и напоил меня собственной кровью? Это ещё более ненормально, Момо! Меня… меня сейчас вырвет.

— Уж крепись, — издевательски выдал актёр, а потом принялся бесцеремонно приглаживать волосы травницы.

Поскольку Лили пребывала в лёгком шоке, она не мешала пареньку, и вскоре её голову украсил любимый парик Лана, тот самый, который ещё пару минут назад венчал его чело. Как только все приготовления были закончены, Момо вцепился в запястье Лили и потащил её в сторону нужной комнаты.

Перед входом актёр собственноручно поправил наряды и украшения подопечной, затем приставил указательный палец к губам, напоминая напарнице о том, что теперь ей надлежит помалкивать, учтиво постучался и открыл дверь, не получив ответа.

В помещении, утопающем в кроваво-красных и медных красках, царил приятный полумрак. Мгновенно раздался радушный хозяйский голос:

— А-а-а-а-а-а! Мальчик мой, Лан, добро пожаловать! Наши гости тебя уже заждались! — то был первый ар дома Маль, донг Дубовых Рощ, Тарсилон Дремучий.

Он восседал в кресле напротив столика для азартных игр и размеренными движениями почёсывал собственную всклоченную бороду.

Лили вошла в тайную комнату без какой-либо поддержки — Момо отпустил её запястье ещё на пороге, и нынче девушку одолевала ужасная тревога. Её соучастник, наоборот, выказывал редкостные спокойствие и хладнокровие. Он уверенным шагом направился в центр комнаты и остановился возле столика, после чего низко поклонился присутствующим.

— Ваша Светлость, за нашу долгую разлуку Вы ничуть не изменились.

— Замолчи, льстец! — расхохотался Тарсилон, и его лицо украсила довольная ухмылка. — Это ты — тот, кто никогда не меняется. Наша Непреклонная, постоянная и нестареющая Арамаль-Ум! — он намекал на полярную звезду.

Лили с трудом понимала, о чём идёт речь. Тарсилона окружали такие же седовласые и бородатые старички в изорванных рясах. Их конечности выглядели настолько иссушенными и лишёнными жизни, что было