Чиж отступил назад:

— Я пойду… Мне надо…

— Увидимся, — сказал Петька.

— Не знаю. На всякий случай — прощай… — И Чиж скользнул в оконный проем разрушенного склада. Петька тревожно смотрел ему вслед.

— Отец Венедикт, мы приедем позже, — сказал я. — Вы нас извините… Нам с Петькой очень надо поговорить. С глазу на глаз.

— Понимаю. Но… прямо сейчас? Здесь?

— Да. Ни к чему тянуть…

— Понимаю, — опять сказал отец Венедикт. — Ну что же, приезжайте после… А кота давайте, я с собой прихвачу. Что вам с ним возиться…

Только сейчас я сообразил, что Петька держит на плече Кыса. Видимо, так и держал все время — пока ехали, пока шли, пока стояли там…

— Нет, — насупился Петька. — Пусть со мной.

— Ну, как знаешь… Кстати! — отец Венедикт пристально и с усмешкой глянул на меня: — Вас, кажется, озадачило родимое пятно этого оборотня. Да? Не бойтесь, это была его последняя дьявольская шутка. Косметика… — И отец Венедикт уронил из ладони что-то вроде дохлого мотылька. Мотылек упал рядом с наручниками.

Я с недоверием и брезгливостью поднял его. "Гусиная лапка" была вырезана из легкого бугристого пластика.

Не передать словами, какое я испытал облегчение. Хотелось тут же сесть на землю и зареветь, как мальчишка, которому грозили жутким наказанием, но неожиданно пожалели и простили. Не сел, не заревел. И не потому, что стеснялся Петьки, а потому, что… где-то в глубине души осталась вина…

Я стоял и машинально вертел "гусиную лапку" в пальцах.

Петьку передернуло:

— Брось ты это…

— Бросил… А ты тоже брось эту гадость. Нашел игрушку…

Петька, оказывается, поднял из травы наручники.

Он сказал смущенно:

— Я не могу. Видишь, прицепились нечаянно.

— Нечаянно! Балда…

Он, видите ли, сунул руку в кольцо, то и защелкнулось. Браслет был с автоматической регулировкой, плотно охватил тонкое запястье.

Петька покачал свободным браслетом на цепочке:

— Теперь не снять, пока не приедем к отцу Венедикту. Ключ-то у него…

— Олух! Как по городу пойдем?

— Подумаешь. Спрячу под курткой… А о чем ты хотел говорить?

Да, это было главное. То, от чего никуда не уйти.

— Сядем… вон там.

У кирпичной стены был широкий выступ, в полуметре от земли. Петька расстелил на нем куртку. Сел. Опустил с рук ненаглядного Кыса. Тот улегся ему на сандалии.

Я сел рядом.

— Петушок…

Он посмотрел с ожиданием новой беды:

— Что-то опять случилось, да?

— Да…

Я рассказал ему все о Конусе и катапульте.

Петька молчал, колупая на колене коросточку.

— Вот так, Петушок… Никуда нам от этого не спрятаться. Судьба.

Он съежился, прошептал:

— Почему она такая? Судьба… Почему не дает нам, чтобы вместе?

— Вернусь, и будем вместе. Тогда уже точно.

Петька сказал беспомощно:

— Я не думаю, что ты вернешься. И ты сам так не думаешь.

— С чего ты взял?! — старательно возмутился я.

— А вот взял… Я понял, что, если мы далеко друг от друга, ничего хорошего не случается…

— Глупости.

— Не глупости… Пит, возьми меня с собой.

— Ты что, сдурел?

— Я ведь уже не маленький…

— Не в этом дело. Катапульта — она как маятник в пространстве. Качок туда, качок обратно. И запас энергии на одного человека. Если двое — на обратный ход не хватит, оба останемся там…

— А если… что-то случится и ты останешься там один? Тогда я как?

— Не надо, Петух… Ты же хотел самостоятельной жизни. Недаром ушел на "Розалине"…

— Но я же не ушел, вернулся! За тем, что ли, чтобы опять врозь?..

— Но тут уж ничего не поделаешь…

Он сник:

— Да, я понимаю.

Лучше бы уж ругался и спорил.

— Это ведь еще не сегодня, — беспомощно сказал я. — Будет еще подготовка, то да се…

Он кивнул, не поднимая головы. Потом вдруг попросил:

— Покажи хоть эту чертову катапульту. Какая она?

— Ты же видел! Тогда, в поезде…

— Я не помню…

Я достал секундомер. Индикатор мигал рубиновым глазком.

— Дай, — шепнул Петька.

— Только без фокусов. Ничего не нажимай.

— Что я, сумасшедший?

Впрочем, был тайный предохранитель, о котором Петька не знал, поэтому я не боялся. Даже демонстративно стал смотреть в сторону.

…Как он сумел отколупнуть крышку, поддеть ногтем тот самый лепесток и нажать головку?!

Похожий на кузнечика зуммер резанул меня по нервам пуще громкой сирены. Я рванулся (Кыс перепуганно вскочил). Выхватил у Петьки катапульту:

— Идиот! Ты же ее запустил!

Он глупо мигал:

— Разве нельзя остановить?

"Остановить"! Мчащийся по склону тысячетонный шар! Летящий под откос поезд! Ракету на взлете!.. Хотя ракету можно взорвать сигналом с пульта, а здесь… Здесь ничего! Пространство уже начало сворачиваться в бесконечно длинный смерч со стержнем из абсолютной — внепространственной — пустоты. И скоро этот смерч втянет меня — неумолимо и мгновенно.

Через три минуты.

Лишь бы не зацепило Петьку!

Не нужна была темпоральная коррекция. Мысли и так выстраивались четко и стремительно.

— Петух, слушай! Это приказ! Ты сейчас немедленно отправишься к отцу Венедикту. И будешь слушаться его во всем. Позвони Юджину. Скажи — Питвик ушел раньше срока! Так получилось, случайно… Я вернусь. За секунду там со мной ничего не случится. Я мгновенно пущу обратный ход, если увижу опасность.

— Пит, прости…

— Хорошо, прощаю. Не в этом дело. Теперь — к отцу Венедикту. Сию секунду! Ты не должен быть здесь, может задеть антитемпоральным эхом. Или утянуть совсем…

— Хорошо, — понуро отозвался Петька. И встал. — Давай тогда… попрощаемся.

— Давай. Но быстро.

Он вроде бы хотел обнять меня. И вдруг испугался:

— А что у тебя на руке?

— Где?

— Вот! — Холодный браслет плотно и беспощадно сжал мне кисть.

— Негодяй! Отпусти!!