Она начала свою историю с того момента, с которого только и имело смысл начинать, – с самого начала. Со своего пробуждения на Йеллоустоне, с участия в «Игре теней» в качестве киллера и вплоть до того, как ее завербовала Мадемуазель, сделавшая предложение, от которого было очень трудно отказаться.

– Кто эта женщина? – спросил Силвест, когда с частностями было покончено. – И чего она хотела от вас?

– Дойдем и до этого, – отрезала Вольева. – Будь терпелив.

Хоури казалось, что прошла вечность с тех пор, как эту же историю она рассказывала Вольевой. О том, как пыталась проникнуть на корабль и была обманута женщиной, которая решила заполучить нового артиллериста, не спрашивая согласия кандидата. Как Мадемуазель все время находилась в ее голове, выдавая лишь ту информацию, что была необходима в данный момент. Как Вольева подключила Хоури к оперативной матрице тайного склада и как Мадемуазель обнаружила проникшую туда некую сущность – программу, называющую себя Похитителем Солнц.

Паскаль посмотрела на Силвеста:

– Имя мне вроде знакомо… Клянусь, я где-то слышала его. Ты не помнишь?

Силвест не отвечал.

– Что бы ни представляла собой эта сущность, – продолжала Хоури, – она уже проникла в голову одного бедолаги, бывшего до меня стажером-артиллеристом. И свела его с ума.

– Не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне, – пожал плечами Силвест.

И тогда Хоури сказала ему напрямик:

– Мадемуазель определила, когда именно эта сущность появилась на центральном артиллерийском посту.

– Отлично, продолжайте!

– И это совпадает с вашим прошлым посещением корабля.

Хоури рассчитывала, что это сообщение лишит Силвеста дара речи или, по крайней мере, сотрет с его лица высокомерную мину. В ее жизни, полной неприятных событий, такие моменты торжества случались редко и потому доставляли особенное удовольствие. Но Силвест очень быстро опомнился, восстановил полный контроль над своими чувствами. И холодно спросил:

– Что же все это значит?

– Это значит ровно то, о чем вы думаете, но в чем боитесь признаться! – вырвалось у Хоури. – Ту дрянь, о которой идет речь, принесли сюда вы.

– Какая-то разновидность нейропаразита, – пришла на по мощь стажеру Вольева. – Он проник вместе с тобой, а потом остался на борту. Вполне возможно, что Похититель Солнц находился у тебя в имплантатах, а может даже, в самом мозгу и был независим от всякой техники.

– Это очень дикое предположение! – Голосу Силвеста явно недоставало убедительности.

– Возможно, ты носил паразита много лет, даже не подозревая о его существовании, – продолжала Вольева. – С тех пор как побывал там, должно быть.

– Побывал где?

– У Завесы Ласкаля. – Голос Хоури вторично хлестнул Силвеста, как порыв штормового ветра с дождем. – Мы проверили хронологию, все сходится. Возможно, попав на корабль, паразит не оставил вас, а просто разделился пополам. Одна часть нашла себе отличное убежище в ЦАПе, а другая по-прежнему живет в вашей голове.

Силвест встал и дал знак жене сделать то же самое.

– Не желаю больше слушать эту чушь!

– Думаю, придется еще потерпеть, – усмехнулась Хоури. – Ведь мы не успели рассказать вам ни о Мадемуазели, ни о том, чего она от меня потребовала.

Силвест посмотрел на нее в упор, постоял, как бы решая, уходить или оставаться, причем на его лице отражалось отвращение. По прошествии минуты или двух он вернулся на свое место.

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

– Сожалею, – сказал Силвест, – но вряд ли существовала возможность вылечить этого человека.

Его собеседниками, не считая капитана, были двое триумвиров. Тот, что поближе, – Садзаки – стоял перед капитаном, сложив руки на груди и склонив набок голову, – как будто разглядывал дерзкую модернистскую фреску. Хегази держался от чумы метрах в трех-четырех, не желая подходить к капитану, чья периферия получила новый импульс к росту. Он старался казаться хладнокровным, но хотя видна была лишь малая часть его лица, на ней, словно татуировка, лежала печать ужаса.

– Он мертв? – спросил Садзаки.

– Нет-нет, – поспешил ответить Силвест. – Дело в другом. Наши методы не дают нужных результатов. Последняя инъекция, считавшаяся самой перспективной, скорее причинили ему вред, чем пользу.

– Последняя инъекция, считавшаяся самой перспективной? – как попугай повторил Хегази; его гулкий голос эхом отдавался от стен.

– Ретровирус Илиа Вольевой. – Силвест понимал, что надо быть очень осторожным – Садзаки не должен сообразить, что разоблачен. – По какой-то причине сыворотка подействовала не так, как ожидалось. Я не виню в этом Вольеву – откуда ей было знать, как поведет себя основная часть тела капитана, пораженная чумой. Вольева раньше работала лишь с крошечными частицами тканей.

– И в самом деле – откуда? – спросил Садзаки.

После этой краткой реплики Силвест понял, что ненавидит его. И эта ненависть так же неотвратима, как сама смерть. Однако он понимал, что с этим человеком придется иметь дело и дальше, и, какое бы презрение ни вызвал Садзаки, ничто из происходящего здесь и сейчас не должно отразиться на операции по уничтожению Цербера.

В определенном смысле ситуация даже улучшилась. Силвест убедился, что Садзаки вовсе не мечтает увидеть капитана здоровым, – а значит, не надо тратить времени на попытки вылечить Бреннигена. Возможно, еще какое-то время придется терпеть присутствие Кэлвина у себя в голове, пока эта игра будет продолжаться, но цена не столь уж высока, и Силвест готов ее платить. Кроме того, он был бы даже рад вмешательству Кэлвина. Так много всего происходит, так много надо понять и усвоить, – пожалуй, сейчас неплохо иметь второй разум, паразитирующий на его собственном: пусть анализирует факты и предлагает альтернативные решения.

– Лживый подонок, – шепнул Кэлвин. – Раньше у меня были сомнения, но теперь я знаю точно. Надеюсь, чума когда-нибудь доест последний атом этого корабля, а вместе с ним и Садзаки. Он это заслужил.

Силвест обратился к Садзаки:

– Сказанное вовсе не означает, что мы сдались. С вашего разрешения мы с Кэлом продолжим работу…

– Сделайте все, что сможете, – ответил Садзаки.

– Ты им разрешаешь продолжать?! – вскричал Хегази. – И это после того, как они его едва не прикончили?

– Вы хотите предложить что-то другое?! – спросил Силвест, сознавая театральность разговора. – Если мы не готовы рискнуть…

– Силвест прав, – перебил Садзаки. – Кто возьмется пред сказать, как отреагирует капитан на самое невинное вмешательство? Чума – живой организм, и она вовсе не обязана подчиняться логическим правилам, а потому каждый наш шаг связан с определенным риском, хоть и может казаться нам совершенно безвредным. Например, если мы захотим просветить капитана магнитным полем, где гарантия, что чума не воспримет это как стимул для перехода в новую фазу роста или, наоборот, не рассыплется в порошок? Сомневаюсь, что в любом из этих случаев капитан останется жив.