– Да, в самом деле, – сдвинув брови, сказал Карл, – не знаете ли вы, господин де Муи, как зовут этого человека?

– Знаю, государь. Вашему величеству угодно знать его имя?

– Признаюсь, это доставило бы мне удовольствие.

– Так вот, государь, его имя де Муи де Сен-Фаль.

– Это были вы?

– Собственной персоной.

Екатерина, изумленная такой смелостью, сделала шаг по направлению к молодому человеку.

– А как же вы осмелились воспротивиться приказу короля? – спросил Карл IX.

– Прежде всего, государь, я понятия не имел о приказе вашего величества. Кроме того, я видел только одно, вернее – только одного человека: Морвеля, убийцу моего отца и господина адмирала. Тогда я вспомнил, что полтора года назад вот в этой самой комнате, вечером двадцать четвертого августа, ваше величество обещали мне, лично мне, наказать убийцу, но так как с тех пор произошли важные события, я подумал, что королю помешали осуществить его намерения. Увидав Морвеля прямо перед собой, я был убежден, что мне послало его само небо. Остальное известно вашему величеству: я ударил его шпагой, как убийцу, государь, и стрелял в его людей, как в разбойников.

Карл ничего не ответил; дружба с Генрихом заставила его с некоторых пор смотреть на многое с другой точки зрения, не с той, с какой он видел дотоле, и нередко – с ужасом.

Королева-мать уже давно отметила у себя в памяти слова о Варфоломеевской ночи, срывавшиеся с уст ее сына, – слова, в которых чувствовались угрызения совести.

– Но зачем вы пришли в такой час к королю Наваррскому? – спросила Екатерина.

– Ну, это долго рассказывать, – ответил де Муи. – Но если у его величества достанет терпения выслушать...

– Достанет, – сказал Карл, – говорите, я хочу вас выслушать.

Екатерина села и устремила на молодого вождя тревожный взгляд.

– Мы слушаем, – сказал Карл. – Сюда, Актеон! Собака улеглась в той позе, в какой была до привода арестованного.

– Государь! – заговорил де Муи. – Я приходил к королю Наваррскому как депутат от моих собратьев, ваших верноподданных протестантского вероисповедания.

Екатерина сделала знак Карлу IX.

– Не беспокойтесь, матушка, – сказал тот, – я не упускаю ни слова. Продолжайте, господин де Муи, продолжайте. Так зачем вы приходили?

– Предупредить короля Наваррского, – продолжал де Муи, – что его отречение лишило его доверия гугенотской партии, но что в память его отца Антуана Бурбона, а главное, в память его матери, мужественной Жанны д'Альбре, имя которой всем нам дорого, протестанты считают тем не менее своим долгом выказать ему уважение и просить его, чтобы он отказался от своих прав на наваррскую корону.

– Что он говорит? – воскликнула Екатерина; несмотря на все свое самообладание, она не в силах была вынести без стона этот неожиданный, сразивший ее удар.

– Ай-яй-яй! – произнес Карл. – Но эта самая наваррская корона, которую без моего позволения примеривают чуть ли не ко всем головам в королевстве, по-моему, отчасти принадлежит и мне.

– Государь! Гугеноты больше, чем кто-либо, признают право сюзеренитета, о котором сейчас упомянул наш король. И потому они надеялись уговорить вас, ваше величество, чтобы вы сами возложили ее на ту голову, которая вам дорога.

– Я? На голову, которая мне дорога? – переспросил Карл. – Смерть дьяволу! О какой голове вы говорите, сударь? Я вас не понимаю!

– О голове его высочества герцога Алансонского. Екатерина побледнела как смерть; она пожирала де Муи горящими глазами.

– А мой брат Алансон об этом знает?

– Да, государь.

– И он готов принять эту корону?

– При условии, что на это согласитесь вы, вате величество, – за этим-то он и направил нас к вам.

– О! Эта корона и впрямь как нельзя лучше подойдет нашему брату Алансону! – сказал Карл. – А мне это и в голову не приходило! Спасибо, де Муи, спасибо! Когда у вас будут появляться подобные мысли, добро пожаловать в Лувр!

– Государь! Вы были бы давно извещены об этом проекте, если бы не эта несчастная история с Морвелем, из-за которой я опасался, что впал в немилость у вашего величества.

– Да, но что по поводу этого проекта сказал Генрих? – спросила Екатерина.

– Король Наваррский подчинился желанию своих собратьев, и его отречение готово.

– Но в таком случае. – вскричала Екатерина, – отречение должно быть у вас при себе!

– При мне, ваше величество, – сказал де Муи, – случайно я захватил его с собой, подписано и датировано.

– А дата предшествует той сцене в Лувре? – спросила Екатерина.

– Да, ваше величество; если не ошибаюсь, это было накануне.

Де Муи вынул из кармана письменное отречение в пользу герцога Алансонского, подписанное собственной рукою Генриха и помеченное указанным числом.

– Что ж, – сказал Карл, – клянусь честью, это по всем правилам.

– А что требовал Генрих взамен своего отречения?

– Ничего, ваше величество, он сказал нам, что Дружба короля Карла щедро вознаградит его за утрату короны.

Екатерина от ярости закусила губу и заломила свои красивые руки.

– Все совершенно точно, де Муи, – добавил король.

– Но если у вас с королем Наваррским все было решено, с какой целью вы встретились с ним сегодня вечером? – Королева-мать гнула свою линию.

– Мы с королем Наваррским? – переспросил де Муи. – Господин де Нансе, который арестовал меня, подтвердит, что я был один. Его величество может его позвать.

– Господин де Нансе! – крикнул король. Командир охраны вошел в комнату.

– Господин де Нансе! – сейчас же обратилась к нему Екатерина. – Господин де Муи был совсем один в трактире «Путеводная звезда»?

– В комнате да, ваше величество, но в трактире – нет.

– А-а! – произнесла Екатерина. – Кто же был его товарищ?

– Не знаю, ваше величество, был ли тот дворянин товарищем господина де Муи, но я знаю, что он бежал в заднюю дверь, уложив двух моих солдат.

– Вы, конечно, узнали, кто этот дворянин?

– Не я, а мои солдаты.

– Кто же он такой? – спросил Карл IX.

– Граф Аннибал де Коконнас.

– Аннибал де Коконнас! – помрачнев и задумавшись, повторил король. – Это тот самый, который в Варфоломеевскую ночь так беспощадно истреблял гугенотов?

– Господин де Коконнас – дворянин его высочества герцога Алансонского, – подсказал де Нансе.

– Хорошо, хорошо, господин де Нансе, – сказал Карл IX, – можете идти, только в другой раз помните...