Уверенные штрихи, кисть замирает на мгновение, создавая утолщение на конце линии, почти незаметный разрыв и — опять вверх. Накамура рисует, сидя на коленях перед невысоким столиком. Администрация Когнаты создает ученикам дипломатической академии «все условия», чтобы они чувствовали себя как дома. Иначе никто во всей Конфедерации не поедет в такую глушь и мороз. Тем не менее сюда даже есть конкурс. Без вступительных испытаний принимаются только дети известных дипломатов и политиков: когнатяне свято верят в преемственность, семья здесь превыше всего. Поэтому на Когнате не только и даже не столько учатся: здесь заводят знакомства и обрастают контактами будущие вершители межпланетной политики. А умение терпеть холод никому еще не мешало. Тем более что это единственное неудобство.

— Ты не сосредоточен, Кори! — недовольно бурчит Накамура. Преподавательница по теории и практике искусства Лала, дочь представителя Когнаты в Звездном совете, поднимает голову от книги. Это ее любимое изобретение — уроки, на которых имеющие хоть какие-нибудь способности к изобразительному искусству представители разных цивилизаций пытаются передать свои навыки товарищам с других планет. Дело не только в том, что верийцы учатся рисовать красками, а земляне пытаются вылепить что-то сносное из голубой мхатмианской глины. Диалог культур — Звездный совет тешится новой игрушкой, и каждое общеконфедеративное учебное заведение должно соответствовать.

Сегодня очередь Накамуры Мидори. Японская живопись в исполнении десятка будущих дипломатов сама на себя не похожа. Даже второй землянин в их параллели, светлоглазый крепыш Бьорн, который вот уже час пыхтит над потенциальным шедевром под названием «Золотые рыбки под вербой», не в силах стереть презрительную усмешку с лица Накамуры-сенсея. Невысокий, желтолицый Накамура в четвертый раз сдирает лист толстой шероховатой бумаги с мольберта Бьорна: «Сначала!» Бьорн тяжело вздыхает и начинает сначала. Загнутый штрих, обозначающий рыбу, получается у него «слишком однородным». Спорить бесполезно. Мидори уже повернулся спиной и, подмигнув Кори, направляется к новой жертве.

В другой раз Кори тихо посмеялся бы над маленькой местью Накамуры. Неделю назад Бьорн побил его в кулачном бою — национальном виде спорта Когнаты, который в порядке знакомства с местной культурой изучают все мальчишки. Теперь лучший друг заставит его рисовать рыб до изнеможения. Но сегодня ни демонстративно разводящий руками Бьорн, ни приглашающе подмигивающий Накамура не способны заставить Кори забыть о двух письмах, полученных утром.

Первое пришло по электронной почте (Кори внутренне поморщился). Элдж в двух строках сообщал, что Кори следовало бы в ближайшие выходные слетать домой: есть кое-что, о чем ему следует знать, это связано с мамой, и он, Элдж, по зрелом размышлении, одобряет. Кори же он, как старший брат, просит не принимать скоропалительных решений и понять, что «он по-прежнему любит их и делает все для их блага». В общем, типичный дурашка Элджи: полная околесица и сплошная каша в голове. Сначала мама, потом какой-то он, который «все для их блага». Тейо Тургун? «Никуда не полечу», — решил Кори, тем более, что письмо было отправлено две недели назад на адрес академии и валялось на почтовом сервере все это время: никому не приходило в голову, что дару Аккалабата могла явиться электронная корреспонденция.

Второе письмо было, как положено, нацарапано на пергаменте безобразным почерком Медео. Прочитав его, Кори понял, что не просто полетит, а полетит немедленно. То есть когда будет оказия на Аккалабат. Специально корабли с Когнаты туда не летали, но если возникала возможность обменять шикарные длинношерстные меха на не менее роскошные умбренские самоцветы, то «Почему бы и нет?» — говорила торговая палата Когнаты, и пилот, на все стороны склоняя «больных на голову лордов, которые не могут сделать нормального космодрому», садился на доживавшие свои последние дни плиты того, что на Аккалабате космодромом называли. Происходило это не так уж и редко, так что у Кори был шанс в ближайшие выходные, то есть послезавтра, лично увидеть то, о чем сбивчиво, не скрывая своего ужаса и растерянности, повествовал в письме младший братишка:

«Кори, привет! Тут такое… Вернулась с Анакороса мама. Точнее, не мама. Мама улетала. А вернулся он — тот, с которым был дуэм у отца. Лорд Хьелль Дар-Халем. Он называет нас сыновьями. А мне противно. Я не знаю, что делать. Вчера сбежал из дома, перебрался в город к Эрлу Дар-Пассеру. Тебе, разумеется, туда соваться не надо. В общем, прилетай. Скажи ему, пусть выметается из нашего замка. Элджи написал мне письмо, что не возражает, что ему этот Дар-Халем даже понравился. Но Элджи был всегда ненормальный. А все теперь ждут, что скажет королева.

И еще. Отец Эрла собрал всех молодых Дар-Пассеров и сказал им, что, даже если им это не нравится, пусть они засунут свое мнение себе в… ну, ты понял… и не лезут к нему. К Дар-Халему. А тогда Бико сказал, что можно ведь и вдесятером навалиться… А лорд Дар-Пассер стал хохотать как сумасшедший и сказал… В общем, я не понял точно, что он сказал, но смысл был такой, что она… что он их и десятерых уложит как нечего делать. Этого же не может быть, правда, Кори? А тейо Тургун с ним остался в замке. Предатель. Отец бы никогда не позволил. И ты разберешься с ним, да? Прилетай поскорее, пожалуйста. Твой брат Медео. Хвала королеве!»

Кори гневно распахнул крылья. Что они там думают? Что он, наследный лорд-канцлер Аккалабата, будет терпеть чужака в своих владениях? Что он позволит какому-то нарушившему все и всяческие нормы Регламента Дар-Халему рассесться в каминном зале Эсильского замка? «Она должна была снова выйти замуж!» — возмущению Кори не было предела.

Он специально изучил эту главу Регламента: деле, потерявшая мужа и имеющая несовершеннолетних детей, должна осчастливить собой другого дара. Который возьмет на себя заботу о ее отпрысках, и в благодарность она родит ему нового сына. Все просто, как молитва святой Лулулле. И все не так, как в реальности. Но реальность не изменится из-за того, что ты, стоя на балконе под вяло сыплющимися с небес холодными хлопьями, будешь тупо пялиться то на злосчастное письмо, то на пустынный в зябкий рассветный час школьный двор — белый-белый, весь заваленный этими хлопьями.

…Ты не можешь не успеть.

— Эй, ваше лордство, дверь хоть закрой — комнату выстудишь! — из соседней форточки выглянула сочувствующая физиономия Бьорна. — А еще лучше, иди к нам — Мидори химичит какое-то безалкогольное варево, идеально согревающее перед занятиями.

Кори отрицательно машет рукой. Меланхоличный дзен в исполнении Мидори он еще способен вынести, но неиссякаемую жизнерадостность Бьорна… Однако балконную дверь затворить все-таки стоит.

…Не бойся. Делай то, что тебе хочется. Ты все успеешь. Ничего не отменяй из-за недостатка времени. Просто иди вперед и атакуй, как считаешь нужным.

— Подожди.

Голос Мидори. Как всегда. Одно слово и пауза. Переспрашивай.

— Что тебе?

…Ты… меня… Не заденешь.

— Кори…

— Говори уже!

— Если ты не замерз… Ты можешь постоять так еще немножко? Белые снежинки на ораде и твоих волосах — это красиво. Мне пять минут надо.