Расположение нормального секса в центре хиазма не есть отвлеченный риторический прием. «Лишь ситуация в стихе 18 – сродни идеальным сексуальным отношениям, описанным в Быт 2:20–25».[1188] Структура собрания заповедей, связанных с половой сферой, возвращает читателя к райскому идеалу сексуальности, который есть как бы точка опоры. И в этой точке опоры – а заповеди о мужских (стихи 2–18) и женских истечениях (стихи 19–30) сгруппированы вокруг стиха 18 как вокруг стержня – еврейский оригинал содержит удивительную грамматическую перестановку, при которой первой именуется женщина, а не мужчина. Стих 18 «связывает мужчину и женщину, а не просто ставит их друг подле друга. Эта структура отражает идеал равной ответственности в половом акте»[1189] и доносит до нас «в литературной форме единение мужчины и женщины в единую плоть (Быт 2:24)».[1190]

Но почему генитальные выделения, описанные в Лев 12 и 15 (и связанных с ними отрывках), оскверняют? И почему даже нормальный секс, ближе всего стоящий к райскому идеалу, делает обоих партнеров «нечистыми» (ṭāmē) до вечера? На сей счет существуют разные теории,[1191] и ответить в двух словах не получится.

Прямой ответ мы находим в завершающем резюме (Лев 15:31): «Так отделяйте (nāzar в гифиле. – Р. Д.) сынов Израилевых от нечистоты их, чтобы они не умерли в нечистоте своей, оскверняя (ṭāmē в пиэле, сопряженный инфинитив. – Р. Д.) скинию Мою, которая среди них». Мотив «отделения» и «осквернения святилища» помогает понять, зачем нужна святость. И Библия дает несколько объяснений. Первое строится на смысле святости как «отделения (от чего-то и для чего-то)».[1192] Как мы отметили в главе 3, Бог решительно отделяет сексуальность от любых культовых обрядов. В ходе полемики с обожествлением секса в культах плодородия Бог четко и ясно разграничивает секс и святилище. Таким образом, даже абсолютно естественные и нормальные генитальные функции и действия, связанные с сексом и деторождением, дистанцировались от святилища. Секс – одно, а культ – другое. Судя по всему, именно поэтому воздержание от секса требовалось от входящих в святое присутствие Яхве на Синае и в сердцевину святилища (Исх 19:10–11, 14–15; ср. 1 Цар 21:4–7; 2 Цар 11:11). Это также объясняет, почему даже ночная поллюция делала воинов ритуально нечистыми в присутствии Божьем: Бог «ходит среди стана твоего, чтобы избавлять тебя и предавать врагов твоих в руки твои, а посему стан твой должен быть свят, чтобы Он не увидел у тебя чего срамного и не отступил от тебя» [Втор 23:15 (СП 23:14); ср. стихи 11–14 (СП 10–13)]. «Из культа и религиозного опыта были устранены любые намеки на сексуальность. Размежевание сексуальности и культа также присуще уставам о ритуальной нечистоте. Эти уставы Израилевы задуманы с тем, чтобы поддерживать барьер между ключевыми началами: священным и профанным, жизнью и смертью».[1193]

С точки зрения Хайама Маккоби, в полемическое ограничение входил весь цикл рождения и смерти.

Из Храма Бога, который не умирает и не рожден, должно быть изгнано все, связанное с циклом рождения и смерти. И дело не в том, что в рождении и смерти есть нечто греховное: Бог дал людям рождаться и умирать. Однако единственное место в мире, отведенное для Божественного Присутствия, должно быть сохранено от смерти. Входя в Храм, человек входит в сферу вечности.

Этот цикл рождения и смерти… является основой хтонической религии, в которой само Божество участвует в цикле рождения и смерти, тем самым давая спасение верующим (они обожествляются). Низводя Бога в мир рождения, смерти и перерождения, верующий надеется уйти от этого цикла, пересечь барьер между человеческим и божественным, достичь бессмертия.

…Иудаизм лишил цикл рождения и смерти божественной значимости и тем самым освободил людей от попытки обрести божественность. Они приняли рождение и смерть как свою участь и взялись за решение человеческих задач, освященных Богом Небесным, который не просил их перестать быть людьми, но заповедал поклониться Себе как единственному трансцендентному Существу.[1194]

Это подводит нас ко второму аспекту: «целостности»[1195] или «полноте жизни».[1196] «Контраст между святостью и нечистотой особенно заметен в противопоставлении жизни и смерти… Согласно культовому кодексу, жизнь и смерть – полюса существования».[1197] Кровь есть символ жизни: «Жизнь человека в крови» (Лев 17:11). Жизнь несет и семя (zera). Разные ученые говорили о следующей связи генитальных выделений со сферой жизни: «Потеря вагинальной крови и семени означает уменьшение жизни, а если она серьезна – разрушение и смерть. Этому процессу всегда противостоял Бог Израилев, источник жизни (цитируется 18:5. – Р. Д.)».[1198] «Приступать к Богу, который есть совершенная жизнь и совершенная святость, могут лишь люди, сами имеющие полноту жизни. Нечисты те, вокруг кого так или иначе распространяется аура смерти, ибо им недостает физической целостности. Поэтому людям, у которых была частичная потеря «жизненных соков» (крови или семени), нельзя участвовать в богослужении, пока они не оправились от этой потери».[1199]