«Я вижу, что разногласия между нами достигли своего пика по поводу одной технической детали, которая очень заслуживает обсуждения, — писал Фрейд. — Вы не скрывали от меня тот факт, что целуете своих пациентов и позволяете им целовать себя; я уже слышал об этом ранее от одного своего пациента. Теперь, когда Вы решили дать полный отчет о своей технике и результатах ее применения. Вам придется выбирать между двумя путями: либо Вы рассказываете о ней, либо ее скрываете. Последнее, как Вы, вполне вероятно, считаете, является нечестным. То, что человек делает, применяя свою технику, он должен защищать открыто. Кроме того, оба эти пути вскоре накладываются один на другой. Даже если Вы не скажете об этом сами, об этом вскоре станет известно, так же как об этом узнал я до того, как Вы сказали мне.

Далее, я явно не отношусь к тем людям, кто из-за пуританства или из соображений буржуазной морали станет осуждать небольшие эротические удовлетворения подобного типа. И мне также известен тот факт, что во времена Нибелунгов поцелуй являлся обычным приветствием, даруемым каждому гостю. Я, далее, придерживаюсь мнения, что анализ возможен даже в Советской России, где, поскольку дело касается государства, существует полная сексуальная свобода (тут Фрейд, безусловно, сильно заблуждался. — П. Л.). Но это не изменяет тех фактов, что мы живем не в России и что для нас поцелуй означает определенную эротическую близость. Поэтому до настоящего времени мы придерживались в нашей технике решения о том, что пациентам следует отказывать в эротических удовлетворениях. Вам также известно, что там, где не позволяется иметь более обширные удовлетворения, их роль очень легко играют более умеренные ласки при любовных свиданиях, на сцене и т. д.

Теперь представьте себе, каким будет результат опубликования Вами своей техники. Любая революционная мысль может быть вытеснена еще более радикальной. Некоторые независимые мыслители по части техники подумают: а зачем останавливаться на поцелуе? Конечно же, можно пойти и дальше, включив сюда и „ласки“, в результате которых еще не получаются дети. Затем возникнет потребность в других, более смелых действиях типа подглядывания и показывания, и вскоре мы отнесем к психоаналитической технике весь спектр обращения с девицами легкого поведения, в результате чего неисчислимо возрастет интерес к психоанализу как среди аналитиков, так и среди пациентов. Такой новый приверженец, однако, легко потребует большую часть подобной заинтересованности для себя, наши более молодые коллеги найдут для себя трудным остановиться в том месте, где они первоначально намеревались это сделать, а бог отец Ференци, наблюдая живую сцену, вдохновителем которой он явился, возможно, скажет себе: не стоило ли мне остановиться в технике поощрения перед поцелуем?..

Мне не кажется, что в этом предупреждении я сказал Вам о чем-либо таком, чего Вы не знаете. Но так как Вам нравится играть с другими роль нежной матери, то, возможно, такая роль нравится Вам и по отношению к себе самому. Поэтому Вам следует услышать предупреждение со стороны жестокого отца. Именно поэтому я говорил в своем последнем письме о новой половой зрелости… а теперь Вы принудили меня быть откровенно грубым.

Я не ожидаю произвести на Вас какое-либо впечатление. Необходимый базис для этого отсутствует в наших отношениях. Потребность в явной независимости, как мне кажется, в Вас сильнее, нежели Вы это осознаёте. Но, по крайней мере, я сделал все, что мог, в своей отцовской роли. Теперь Вы можете продолжать».

Суть письма ясна: нарастание интимности в отношениях между психоаналитиком и пациентом непременно приведет к тому, что интимные отношения между ними станут чем-то само собой разумеющимся, что превратит психоанализ в «лечение сексом». Это, возможно, прибавит ему скандальной популярности, но никак не будет отвечать достижению тех целей, которые видел в своем методе Фрейд.

Отношение Фрейда к новым идеям Ференци, разумеется, не было тайной для ближайших учеников. Вокруг Ференци начал образовываться вакуум, который он, разумеется, не мог не почувствовать. Тем не менее Ференци продолжал считаться одним из самых близких к Фрейду людей и наиболее реальным кандидатом на пост президента Международного психоаналитического общества — вместо Макса Эйтингона, у которого начались серьезные проблемы со здоровьем. Однако в августе 1932 года, незадолго до открытия очередного Международного конгресса, Ференци вдруг объявил, что из-за своих разногласий с Фрейдом считает нечестным баллотироваться на этот пост. Абрахам Брилл, вернувшийся из Будапешта, рассказал, что ему крайне не понравились ни настроение Ференци, ни его высказывания о том, что он разочаровался во Фрейде, который уже далеко не тот, что прежде, а что касается проницательности, то она у него всегда была не больше, чем у ребенка. Сообщил Брилл и о том, что Ференци собирается навестить Фрейда, прежде чем он примет решение об окончательной линии своего поведения на конгрессе.

Вот как рисует Эрнест Джонс их последнюю встречу:

«В день роковой встречи Ференци вошел в комнату Фрейда и, не сказав ни слова приветствия, произнес: „Я хочу, чтобы Вы прочитали мою работу, подготовленную для конгресса“. В то время как Фрейд всё еще читал эту работу, вошел Брилл, и, так как он с Ференци недавно в деталях обсуждал эту тему, Фрейд позволил ему остаться, хотя Брилл и не принимал участия в их разговоре. Фрейд явно пытался сделать всё возможное, чтобы пробудить у Ференци некоторое понимание, но напрасно. Месяц спустя Ференци написал Фрейду, обвиняя его в том, что тот нечестным образом ввел в их беседу Брилла, чтобы тот действовал в качестве судьи между ними, а также выражал свой гнев на то, что Фрейд в тот день попросил его не публиковать работу в течение года. В своем ответе Фрейд сказал, что последнее предложение было сделано исключительно в интересах Ференци, в той надежде, которую всё еще склонен был питать Фрейд, что позднейшие размышления могут показать Ференци его некорректность в используемой им технике и заключениях. Он добавил: „В течение последних лет Вы систематически отходили от меня и, вероятно, развили по отношению ко мне личную вражду, которая идет дальше, чем Вы были в состоянии ее выразить. Каждый из тех людей, которые одно время были близки ко мне, а затем меня покинули, мог бы найти больше причин, чтобы укорять меня, чем Вы… Такое Ваше поведение не оказывает на меня никакого травматического эффекта; я готов к этому и привык к таким событиям. Объективно, как мне кажется, я мог бы указать Вам на технические ошибки в Ваших заключениях, но что от этого изменится? Я убежден, что Вы будете недоступны каким-либо сомнениям. Поэтому не остается ничего другого, как пожелать Вам всего наилучшего“».

Джонс также сообщает, что Ференци к тому времени был болен раком крови и знал об этом. Как известно, это заболевание нередко сопровождается и негативными изменениями психики, и именно ими Джонс пытался объяснить поведение и настроения Ференци в последние годы его жизни. 24 мая 1933 года Ференци скончался, и его смерть означала конец целой эпохи в истории психоанализа.

«Таким был трагический конец этой яркой, обаятельной и выдающейся личности, человека, который в течение четверти века был самым близким другом Фрейда. Скрытые демоны, таящиеся внутри его, против которых Ференци в течение многих лет боролся изо всех сил, и с большим успехом, победили его в конечном счете, и на его болезненном опыте мы еще раз убедились в том, сколь могущественна может быть их власть», — констатирует Джонс.