Уваров представил Николаю I доклад, в котором предлагал четыре основных направления контроля за частными школами: 1) «впредь до усмотрения особой надобности» остановить открытие частных пансионов в столицах; 2) в других городах разрешать их открытие лишь в том случае, если «не представляется другой возможности к образованию юношества в казенных учебных заведениях»; 3) разрешать устройство частных пансионов и школ лишь русским подданным; 4) установить за этими школами и пансионами особый строгий надзор. На этом докладе император начертал: «Совершенно согласен, и давно о сем помышлял».

Запрет на открытие частных учебных заведений был отменен Александром II только 17 января 1857 года, когда вновь было «разрешено свободное открытие частных пансионов и школ без ограничения их числа». В 1864 году таких учебных заведений было 179 с 7377 учащимися.

* * *

В ходе николаевских реформ и введения государственного контроля над частным образованием на содержателей пансионов был наложен еще один запрет. В 1834 году в пансионах было прекращено совместное обучение детей обоего пола.

В 1900 году новый опыт совместного обучения предприняла Елена Сергеевна Левицкая, внучка известного писателя и историка Н. А. Полевого, в своем пансионе в Царском Селе. Он располагался на Бульварной ул., 25 (ныне — Октябрьский бульвар), а затем — на Новодеревенской ул., 12. Она считала, что «истинная школа должна быть построена по образцу семьи, где братья и сестры естественно развиваются рядом, оказывая здоровое влияние друг на друга».

О трудностях, стоявших на ее пути, Левицкая писала так: «Обычно школа отвечает лишь за применение уже установившихся принципов воспитания и образования, но Школе Левицкой приходилось, да и приходится, ответствовать не только за применение принципа, но отчасти и за самый принцип. Это делает историю этого учебного заведения до некоторой степени исключительной.

Знакомство с литературой по вопросам совместного воспитания и обучения меня еще более убедило в истинности идеи создания совместной школы с непременным условием вынести ее за город, на усадебный простор, где-нибудь в окрестностях университетского центра.

К маю 1900 г. мои внутренние колебания окончились, и вопрос о создании совместной школы был мною решен. Разрешение на открытие учебного заведения 3-го разряда, как зародыш всякой будущей школы, с пансионом для мальчиков, я получила 23 мая 1900 г., но меня предупредили, что я не должна н мечтать о возможности продолжить совместное обучение, не говоря уже о воспитании, далее 2-го класса. Это предупреждение усилило во мне энергию и желание твердо идти к намеченной цели.

Для ознакомления с практической стороной дела совместного воспитания я решила в июне 1900 г. поехать в Англию и поселиться подле Бидэльской школы, о которой писали Победоносцев и Демолен. Излишне будет упоминать, что я осталась в полном восторге от всего виденного у M-r Badley, и, покидая английскую школу, я говорила в себе, что если мне удастся устроить в России для русских детей хотя бы частицу того, что сделал M-r Badley в Англии, я буду считать себя счастливой.

В конце июня я вернулась в Россию, проникнутая глубокой верой в дело, к которому я приступала, готовая преодолеть все препятствия, которые я неизбежно должна была встретить на пути насаждения совместного воспитания в России. Здесь я нашла очень мало сочувствия: мне указывали на всю рискованность этого дела, полную невозможность получить разрешение открыть средние, а затем и высшие классы, чтобы создать полную среднюю школу, на несочувствие общества, трудность подыскать подходящий персонал, и пр., и пр.

Но мною руководило твердое убеждение, что если я сумею доказать правоту своего дела, то правительственные сферы не могут отказать мне в содействии; а что касается общества, то, если совместное воспитание не является пока продуктом спроса, потребностью общества, так именно в том и заключается моя задача, чтобы указать новый и правильный путь семье и своей упорной работой, бескорыстным посвящением себя служению этому делу доказать наглядно и очевидно свою правоту.

Итак, окрыленная верой в идею и, думается, с достаточным запасом энергии, 14 сентября 1900 г. я открыла приготовительный и первый классы. В этот день на молебне собрались: небольшое количество поступивших детей (3 мальчика-пансионера и 7 приходящих девочек), их родители, несколько сочувствовавших этому делу лиц. На следующий день, 15 сентября, школа приступила к занятиям».

Позже в ней учились до 53 человек: 34 мальчика и 19 девочек. Из 34 педагогов 10 были женщинами. Учебный курс соответствовал мужской классической гимназии и был рассчитан на шесть лет: два приготовительных класса и четыре основных. Плата в основных классах с приходящих — 300 руб., с пансионеров (проживание и питание при школе) — 850 руб. в год. В приготовительных — 250 и 750 руб. в год. Это было очень дорого, чем, вероятно, и объясняется малочисленность учащихся. (Плата в женских гимназиях в тот период составляла от 40 до 74 рублей в год, а в женских институтах — 185 руб. в год).

В спальнях школы поддерживалась низкая температура. Утро начиналось с пробежки, обтирания или обливания холодной водой. Температуру воды и режим обливания врачи определяли для каждого ребенка индивидуально. Зимой дети занимались уборкой снега, катались на коньках и с горы, играли в хоккей, летом в их распоряжении были теннисный корт и футбольное поле. Они работали в пришкольном саду и огороде. Елена Сергеевна организовала один из первых отрядов герлскаутов. В футбол девочки не играли, зато им были доступны хоккей и крикет, уроки гимнастики проводились раздельно.

Закалять считалось необходимым не только тело, но и дух. Детей приучали, например, отказываться от воды, когда им хотелось пить, и хвалили, если им удавалось побороть раздражительность во время ссоры. В школе работал товарищеский суд, который сурово осуждал грубость, хвастовство, ябедничество.

Большое внимание уделялось русской словесности. Выразительная декламация выделялась в отдельный предмет. Также была расширена программа изучения природы: ученики и ученицы собирали гербарии и коллекции насекомых, ходили на экскурсии в лес. Курс географии был дополнен заключительным курсом землеведения. Математику и физику изучали по программе мужских реальных училищ (31 и 10 часов в месяц). Изучались иностранные языки. Девочки могли учить латынь, что было необходимо для поступления в Женский медицинский институт.

Рисование преподавала О. Д. Комарова — будущая писательница Ольга Форш, ученица профессора Академии художеств, царскосельского художника П. П. Чистякова.

Председателем организационного комитета пансиона стал известный поэт И. Ф. Анненский, много лет бывший директором Царскосельской мужской гимназии. Елене Сергеевне удалось добиться одобрения со стороны главы Священного Синода Русской православной церкви К. П. Победоносцева и императрицы Александры Федоровны. И тем не менее каждый год она испрашивала Высочайшего разрешения продолжать эксперимент и получала разрешение, «ввиду совершенно исключительных условий… единичный опыт».

На праздновании 10-летия открытия школы заведующий учебной частью школы В. И. Орлов произнес речь, в которой, в частности, отметил «сопротивление мира официального, глубоко консервативного, которому идея Левицкой, женщины-педагога, казалась немыслимой, утопической и даже опасной». По его словам, «нужна была глубокая вера в истинность своей идеи, железная настойчивость и сила духа, чтобы по крупице преодолевать это сопротивление».